Анатолий Козлов. Иван покойный
- Подробности
- Категория: Публикации
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 1325
Козлов Анатолий Юрьевич, член правления Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Секретарь СП России с 2018. Прозаик, историк, журналист, публицист, поэт, критик.
Родился в 1964 г. в Омске. Окончил Ленинградский Инженерно-экономический институт. Живёт в Санкт-Петербурге. Автор книг: «Десять веков русской литературы», «Имеет значение», «Закваска фарисейская» роман, «Тысячелетний путь литературы», «Живая душа»сборник стихов, «И уму и сердцу» (сборник прозы) и др.
Обладатель десятка литературных премий, в том числе:
Серебряный лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси»;
дипломант всероссийской премии «Святого Благоверного князя Александра Невского»; лауреат премий журнала «Русское эхо» 2011г, 2015; Лауреат историко-патриотической премии им. А.К. Толстого и др.
Награждён медалью «Генералиссимус Александр Суворов» за вклад в патриотические традиции.Участник VI международного литературного фестиваля в Сербии г. Нови-Сад в 2011г. Автор рассказов, повестей, пьес.
Есть, положим, такие, которым на свою жизнь наплевать. И им всё Божья роса. А вот мой знакомый Иван Бутасов очень дорожил своим существованием. И весь его внешний вид был тому прямым фактом. Подбородок выбритый, рубашка выглаженная, на брючках стрелочки. Словом, со всех сторон одни плюсы. И дома всё пристойно: придёт - пиджачок на плечики, брючки на перекладинку, стрелочка к стрелочке, жену поцелует куда следует, детишкам потреплет, что положено. Поужинает, газету почитает или телевизор посмотрит и спать. Потому, что с утра на работу. И там, соответственно, у него тоже всё по распорядку и всё, как начальство требует. В общем, жил Иван пристойно и служил для всех примером и менеджером по персоналу. И все даже диву давались, как это с ним никогда никаких историй не случается. Но только ни от чего в этой жизни зарекаться не нужно, потому, как ни крутись, а всегда с тобой что-нибудь эдакое может произойти. И пуще всего этому способствует медицина.
Вот и в этот раз всё случилось нежданно - негаданно. Началось-то всё с пустяка. Положили Ивана в стационар для обследования. Какая тому была причина, он и сам теперь не упомнит: то ли в глазах у него вдруг сделалось тёмно, то ли мурашки по телу пошли не в ту сторону, словом, пустяковина.
А только звонит мне Ваня по телефону однажды утром в воскресенье и с самого утра портит выходные, говоря примерно следующее:
-Вот, - говорит он, а у самого голос так дрожит, что и мне тут же сделалось нехорошо, - выписали меня.
-Фу ты, - отвечаю, - напугал-то как. Выписывают - и хорошо, и слава Богу.
-Да вот и не хорошо, и славить некого.
-Ну славить - не славить – это твоё дело, а отчего же не хорошо? Выписывают, значит здоров. А я, признаться, слегка переживал за тебя. Мало ли чего там бывает...
От этих слов Иван так и зашёлся слезами навзрыд, у меня даже из трубки потекло.
-Вот не мало, не мало, - рыдает он, - а очень даже много.
Я совсем опешил от такого сюжета.
-Постой, - говорю, - что случилось? Ты ведь совсем здоров был. Что же там с тобой сделали?
-А то, а то, - а сам уже тоненько так поскуливает, - мне доктор так и сказал, вот так вот прямо: «С твоим, - говорит, - гемоглобином, тебе максимум год осталось».
-Что так и сказал?
-Так и сказал: ге-мо-гло-би-ном.
-Да нет, я не про гемоглобин. Чего, - он говорит, - тебе осталось?
-А ничего – вот чего. Год, - говорит, - поживёшь и тю-тю.
-Как это тю-тю?
-Не знаешь, как тю-тю делают, что ли?
-Не то, чтобы не знаю, просто сам никогда не делал. Так неужели сразу тю-тю?
-Тю-тю, тю-тю, - передразнил меня Иван, - и сразу. Где ты видел, чтобы тю-тю постепенно делали?
-Через год?
-Ну что ты переспрашиваешь, как глухой, - разозлился Иван.
-Да ушам своим не верю, - признался я, - вот и переспрашиваю.
-Я и сам не поверил, - признался он тоже, - да как не верить, уши - то мои. А теперь и сам уже чувствую, что не протяну, - признался он ещё раз.
« Так, - думаю, - Первым делом надо его успокоить».
-Ты вот что, Ваня, ты погоди отпевать себя. Приезжай сейчас ко мне, а пока едешь, я чего-нибудь приготовлю.
-Приготовишь? – с надеждой спросил он.
-Приготовлю, и подумаем вместе, как с твоей бедой быть
-Тогда я мигом.
Я тоже мешкать не стал. Собрался быстро и пошёл в магазин – надо же друга в последний путь проводить достойно, чтобы не стыдно было вспомнить. Ну и купил. Купил, так уж купил! Не каждый же день друзей хороним.
Только я вернулся домой, тут и Ваня примчался, хотя, по моим подсчётам, ему ещё минут тридцать ехать.
-Бегом по эскалаторам бежал в метро, - пояснил он, - и от метро бегом.
-Зря ты так то, - посочувствовал я, - мало ли - может тебе и бегать нельзя, усугубишь ещё.
-А, - махнул он рукой, - часом раньше, часом позже, чего уже тут экономить! - и с разгону упал на табуретку, - наливай!
Я и налил по первой. Пьём мы, а я попутно его успокаиваю, и закуски на стол мечу. Смотрю, а он одну за одной, одну за одной. – Ну, думаю, - это с расстройства. А Иван выпьет рюмку, пошевелит носом, как муравьед, хвать колбаски и опять уже сам себе наливает. Опять хлопнет и снова хоботком по столу, цоп редиску и к рюмке тянется. Пьёт и ест, пьёт и ест..., и ест, и ест. – «Ест, - думаю, - Тоже верный признак, видно, нервные центры в мозгу отключаются. Да-а-а. Такими темпами он долго не протянет, да и в магазин опять придётся бежать...»
Утром мы проснулись с трудом. Хорошо, что у будильника в мобильном телефоне такой отвратительный сигнал, а то бы на работу проспали. Только открыл я глаза, слышу, а Иван опять рыдает. « За ночь, наверное, плохо стало», - подумал я.
-Ну что это такое, ну что. Какая же это сволочь, а?
Слышу, кряхтит весь и сопит, и возится с чем-то. Поднимаю голову от подушки, Иван сидит напротив и одежду свою связанную в узел распутывает.
-Вань, - говорю ему осторожно, чтобы не обидеть, - да ведь это же ты сам вчера.
-Как это сам? Это я свои- то брюки?
-Ну да. Ты вчера, как спать ложиться, снял с себя брюки, влез на стул, взял в руки по штанине, раскинул, как орлан-белохвост крылья, и сказал: Эх, жизнь моя пропащая, - а после этого завязал их на два узла.
От этих слов он впал в такой шок, что пришлось мне ему помогать. И так долго мы возились, что пришлось уже впопыхах собираться. Так и пришли на работу в помятом виде. У меня, правда, только лицо, а у Ивана ещё и брюки. Пришли мы на работу. Я быстро шмыг к столу, включил компьютер и делаю вид, что складки у меня на лице от напряжённой умственной работы случились. А Иван и так не в себе, да ещё в таком виде, тут на него все и накинулись с расспросами, что да что? Пришлось и коллегам по работе выкладывать всё начистоту, заодно и про моё сочувствие рассказал. Ваню все дружно пожалели, а мой поступок одобрили, стали по плечу хлопать, все двадцать человек. И пока мне плечо отбивали, подходит к Ивану наш топ-менеджер, зав отделом, здоровый такой мужчина, под ёжик стриженный, и говорит:
-Ты, Иван, не печалься, просто так мы тебя смерти не отдадим. По крайней мере, проводим достойно. Так что сегодня вечером жду тебя в гости, персонально. Отметим твой уход по-человечески. Почтим покойного.
С этих пор так и пошло и поехало. Ивана, что не вечер, то кто-нибудь к себе домой зазывает проститься. Все коллеги, друзья товарищи и родственники не отстают. И Ваню уже иначе, как «покойный» не называют. Соберёмся, бывало, во время обеда, и зав отделом спрашивает строго:
-Кто ещё покойного не проводил в последний раз?
Да как же - все уважили, все ведь люди. Такой повод. Некоторые даже по два раза. Но однажды во время очередного собрания пробегал мимо Дима Лискин. В руках вроде два бутерброда, пробирается, значит, к микроволновой печи. Но всем сразу стало подозрительно, чего это он так бочком норовит проскочить, и голову книзу опустил, якобы всё это его не касается.
-Лискин, - остановил его заведующий, - ты покойного уважил?
Лискин остановился, как подбитый, и голову ещё сильнее в плечи вжал.
-Понимаете, ребята, - забормотал Дима, - у меня ведь жена, дети маленькие...
-Вот как? - говорим мы, - Значит, жена и дети?
-Да-а, да-а, - отвечает Лискин растягивая гласные.
-У него, видите ли, жена и дети, а мы, выходит, волки и хищники? А знаешь, как с волками жить?
Лискин развёл руками.
-И что же, жена тебе вот эти бутерброды приготовила?
Лискин неопределённо пожал плечами.
- Ну, да. Но я не вижу в этом ничего такого...
-Вот, вот, - добавляем мы ехидно, – у тебя и жена и дети есть, а у Ивана уже ничего этого нет.
- Как? – искренне удивился Лискин, - а я и не знал. А куда же они у него подевались?
-А так, что у Ивана теперь не жена и дети, а фактически, вдова и сироты. Не знали мы, Лискин, что среди здорового коллектива может завестись такая...
Лискин не стал выяснять какая такая может завестись в здоровом коллективе.
-А я что, я ничего. Я как все.
-Ну раз, как все, то иди и исполни свой долг!
На подгибающихся ногах, опираясь руками на плечи товарищей и стоящие на столах мониторы, Дима подошёл к сидящему за столом Ивану. Тот в последнее время перестал даже обедать оттого, что привык питаться в вечернее время, и сильно переедал на ночь.
-Ваня, - говорит дрожащим голосом Лискин, - позволь мне, как старому другу...
«Покойный» посмотрел на Диму прозрачными от постоянных возлияний глазами и апатично сказал:
-Что ты, Дим, конечно. Это моя святая обязанность проститься с товарищами.
На следующее утро Иван пришёл, по обыкновению, угрюмый и с тяжёлой головой. А Лискин, против наших ожиданий, не только свеженький, но и довольный, как после первой брачной ночи. До обеда все недоумевали, чего это он так сияет? Наконец в перерыве зав отделом не выдержал:
-Ты чего, Лискин? Жизни радуешься? Человек одним боком уже на смертном одре, весь коллектив переживает, а ты доволен не известно чем.
-Как это неизвестно чем? – нагло ухмыльнулся Лискин, - Известно. Теперь мне совершенно точно известно, какого замечательного человека мы потеряли. И я, признаюсь честно, недооценивал его, в чём и раскаиваюсь.
-Как же ты интересно это выяснил? Для нас Иван в памяти остался навеки своим парнем, а у тебя он вдруг ещё и замечательный.
-А как же, - говорит Лискин, - как же не замечательный. Замечательный и бескорыстный. Он мне вчера на память свой мобильный телефон подарил. На, говорит, владей. Мне он там ни к чему, с тем светом пока мобильной связи нет, а тебе обо мне память останется. Будет чем вспоминать.
Нас всех так и перекосило.
-Это какой ещё такой мобильный, а ну – покажи!
Лискин побледнел и заелозил, сообразив, что дал маху.
-Что вы, ребята, мобильника не видели? Телефон как телефон.
Широкая тень топ-мнеджера заслонила хрупкое тело Лискина от всех офисных светильников.
-Показывай, говорят, а то силу применим.
Дима нехотя сунул руку в карман пиджака и достал памятный сувенир, доставшийся ему во исполнение последней воли ушедшего товарища.
У топ-мнеджера внутри громко ёкнул какой-то орган. Несколько человек схватились за сердце, и один достал валидол. В руках у Лискина был новёхонький смартфон, с цифровой фотокамерой и дисплеем по ширине больше Диминого лица по диагонали.
Первым вернулся к жизни зав отделом.
-Иван, да ты что?
-Да я что, я на память...- начал, было, покойный. – Мне ведь всё равно.
Но ему не дали договорить.
-Да ты думаешь, что мы тебя меньше, чем какой-то Лискин любим и ценим?
-Да нет вовсе, - пожал Иван плечами, - само как-то получилось.
-Ну не-е-ет, - убедительно протянул зав отделом, - ты Вань, глубоко ошибаешься, а чтобы доказать тебе это, я сегодня же тебя приглашаю к себе на повторное прощание, ремейк, так сказать.
Заведующему отделом Иван подарил японские часы. Менеджеру Петрову вручил настоящий «Паркер» с золотым пером. Последнему из наших достались почти новые шведские ботинки. И, когда Иван пришёл домой в старых шлёпанцах, жена перестала с ним разговаривать и стала спать на диване.
Но это всё ёщё, как оказалось, ничего. А вот что началось после того, как рыжая девица Чистюхина с грудью навыкат обратилась к женской части коллектива с пламенной речью не только поддержать, но и развить инициативу! В речи, в частности, говорилось, что они, женщины, ничуть не меньше любят безвременно уходящего коллегу, что он не меньше нашего им дорог и что, наконец, он им был в какой-то степени более близок, чем некоторым мужчинам. Речь эту, конечно, каждый понял по-своему. Но кончилось всё тем, что вечером Иван был пленён Чистюхиной и увезён к ней на квартиру посредством такси. Дело это было в пятницу. В выходные покойного никто не видел и, как выяснилось позже, дома он тоже не появлялся. Только в воскресенье вечером Иван ввалился в квартиру с шальными глазами и блуждающим взглядом и принялся демонтировать стиральную машину. Когда, наконец, выдернув шланги и электрический шнур, он прошкрябал с агрегатом к входной двери, дорогу ему перегородило тело будущей вдовы.
-А о детях ты подумал? – грозно вопросила она, указуя на Ивана перстом, как персонаж известного плаката.
С трудом ворочая языком и губами, покойный промямлил:
-Как честный человек, я просто обязан оставить что-нибудь на память своей..., своему, ну коллеге, ну ты понимаешь...
-Людей бы постыдился! - заголосила жена, словно репетируя, пробовала силу голоса.
Иван поднял кверху измазанный ржавчиной палец.
-Покойные сраму не имут! Мы покойники – выше всего этого, потому, что в земле!
Открытие этого парадоксального явления всё же не спасло, и звонкая оплеуха взорвалась на его щеке. Тут покойный, окончательно истративший все наличные силы, рухнул на пол и затих до утра.
Здесь истории этой близится конец. А кончилось всё, как вы сами уже догадываетесь, весьма печально. Потому, что когда такое веселье подряд и без удержу, то непременно закончится скверно. Примета такая народная, а приметы эти самые верные.
Последний год, отпущенный Ивану для пребывания на земле, близился к завершению. И чем ближе час кончины, тем коллектив более успокаивался, а начальство всё больше нервничало. Устали все. А некоторые даже с облегчением вздыхали и считали дни, искоса поглядывая на покойного.
К тому времени в гости его уже никто не звал. Но Иван, оставаясь верен дружбе и корпоративности, приезжал ко всем без приглашений. Войдёт и сразу к столу.
-Помянем, - говорит, - меня, без времени ушедшего.
Хозяин ему:
-Вань, а может, обойдётся? Смотри – вон ты как, молодцом.
А Иван обидится, мотнёт головой, как Мефистофель.
-Завидуете. Знаю, вы все мне завидуете.
-Что ты, - всплеснёт хозяин руками, - чему завидовать- то?
А покойный не обращает внимания и горестно так:
-Завидуете. Вы и при жизни мне все завидовали. Но теперь я вас на чистую воду выведу. Я сниму с вас маску лицемерия и лжи!
Перехватит чего-нибудь быстренько и к следующему. Уйдёт, а хозяйка вздыхает:
-Грех, конечно, говорить так, но уж скорей бы он... Ведь почти год провожаем, без перерыва. Никого так не провожали...
А один раз после получки Иван так разгулялся, что в церкви сам по себе панихиду заказал и, потрясая деньгами, настаивал, чтобы отпевание состоялось тут же. Его вначале пытались урезонить, мол, здесь не кабак. А потом вывели-таки под белые руки и усадили на снег. Да ещё пригрозили, что если будет безобразить, вызовут милицию. От слова «милиция» он взбодрился и пришёл в себя. Так что в этот раз обошлось.
Но и этому не суждено было долго длиться. Потому, что предугадать своё будущее никому не дано, а можно только предчувствовать с Божьей помощью. Но поскольку глас Божий чаще всего заглушается голосом разума или еще чьим- то, то и поступают в таком случае в соответствии с логикой своей собственной, а жизнь протекает по своим тайным законам.
Однажды ненастным осенним вечером Ванина жена возвращается с работы в недобром предчувствии. Котлеток бараньих купила (покойный их очень уважал), молочка, картошечки, сумка тяжёлая. Смотрит, а у их подъезда машина скорой помощи. Так у неё всё внутри и пошло инеем.
«Вот оно! Сбылось пророчество...»
Подходит она к подъезду, а войти не может. Сумка вдруг такой тяжёлой показалась. Ну мнётся и мнётся, стоит. А водитель той машины заметил, думает, плохо женщине. Пожилой мужчина. Эти ещё профессию свою уважали и сами, за много лет всего повидав, почище всякого доктора помочь могут.
-Вам, женщина, плохо, что ли? - спрашивает он, - может, помочь чем? У меня валокордин есть.
-Нет, - отвечает Ванина жена, - мне так, ничего. А вот скажите, пожалуйста, к кому вы это приехали, в какую квартиру?
А он и говорит прямо как есть и называет их номер. Тут как бросит она сумки, да как побежит в подъезд, да наверх по лестнице, даже дым от подошв пошёл. Вбегает в квартиру и сразу натыкается на крышку гроба. «У-у, - думает, - как далеко зашло, поди и проститься не успею». А сама чувствует, как тянется к ней кондрашкина рука. Взялась за сердце и стоит, не может двинуться. Тут из-за крышки, как ей с испугу показалось, выходят двое в белом, а между ними идёт её Ваня. Ну то ли пригрезилось, что уже он с ангелами беседует, то ли просто не ожидала увидеть его таким бодрым, а только не выдержала она напряжения и тихонько по стеночки съехала на пол. Упала прямо под ноги докторам. А те и бровью не дёрнули. Постояли над ней немного, пульс пощупали.
-Ну, эту ещё есть смысл везти, - говорят и вопросительно смотрят на Ивана. Но Иван живее всех живых метнулся на кухню к аптечке, вынул нашатырный спирт и жене под нос.
Очнулась она на диване, а Иван ей виски натирает.
-Ой, Ваня, живой.
-Живой, живой, - хмурится Иван.
-А чего же гроб, Вань?
-Так, вот, заранее чтобы... ну, чтобы потом не наспех как-нибудь.
-А чего же врачи, Вань? Тебе плохо было, да?
-Да не мне..., - а сам всё виски трёт, только теперь себе.
Жена опять за сердце схватилась.
-Не тебе. А к-кому же?
-Да мама тут твоя приехала, - говорит Иван, а сам глаза прячет.
-Моя?
-Ну не моя же.
-Да, ведь здорова она была вроде, вчера вечером звонила, чего же это с ней? – говорит, а чувствует, что встать уже и сил нету.
А Иван с досадой хлопнул себя по коленке.
-Да меня в гробу увидела, вот ей и нехорошо сделалось.
-А что же ты, Вань, в гроб-то полез?
-Так надо же примерить, вдруг с размером не то, попробовать, потом то уж я ничего чувствовать не буду. Позу выбрать попредставительнее. Ну, вот лежу в гробу, репетирую, слышу, ойкнул кто-то. Открываю глаза, а это мамаша твоя. Сидит на стуле вся белая. А я приподнимаюсь и к ней из гроба руки- то тяну и спрашиваю по-человечески: « Что вы, Вера Павловна, я же только так, пробую ещё». Смотрю, а она на бочок заваливается и со стула прямо на пол. Даже паркет хрустнул.
Тут жена умирать перестала и мгновенно цвет обрела.
-Так вот для чего ты всё это затеял, маму извести хотел!
Ивану до того обидно сделалось, что и он в крик.
-Ты, что, дура! Под суд меня подвести хочешь?
-А для чего тебе здоровому гроб?
-Где ж здоровый, где здоровый - то. Мне уж со дня на день, как доктор велел. А гроб, чтобы всё, как у людей. Ты посмотри, какой гроб, какой гроб. Это же чистая сосна, и крыт не кумачом, а бархатом.
-Ах из сосны, а точно не из дуба? Может, Вань из дуба?
-Да из сосны. Эксклюзив из элитной доски с гигиеническим сертификатом.
-Что же, то есть экологически чистый?
-А как же!
-А тебе дураку не всё равно, в каком лежать?
-Пока я жив, не всё равно. Знаешь, какие сейчас делают? Из ДСП, из опилок. Что я потом, как клоун буду в опилках лежать?
Ну, клоун не клоун, а вышел у Ивана полный конфуз и тяжкий грех. Пришлось ему свою эксклюзивную домовину уступить тёще. А жена собрала детей и съехала в мамину квартиру.
Дальше - хуже. На работе начальство всё косилось на Ивана - совсем работник никудышный стал. Но до поры терпели. Тоже ведь понимают. А тут уже все сроки миновали. А он не только что живой, а даже не худеет. Уж и готово всё: решено, сколько венков, от кого, речи прощальные заготовлены. Руководством утверждён пункт о выделении вдове покойного денег на погребение, даже сумма оговорена. А Иван ни о чём таком и не думает. Поправляться стал, порозовел, даже глазки жиром заплыли. А тут ко всему прочему такой фортель отмочил. Уволил одного нерадивого работника Петра Шилова, а принял вместо него Эдуарда Мылова. А тот, как выяснилось, и вовсе ни на что не годен. Вызывают Ивана к директору.
-Что же это вы Шилова на Мылова поменяли? – говорит директор хмурясь.
-Вышло как-то так, - начал, было, Иван.
-Нет уж, дорогой вы наш. Вы нам чего обещали? А сами что устроили? Уж как хотите: или мы вас провожаем с музыкой или с заявлением по собственному желанию, но в любом случае навсегда.
А что он предпочёл, думаю, вы и сами догадались. В сердцах ходил потом Иван к этому доктору. Тот его насилу вспомнил, больше года прошло.
-Что вы, голубчик, - улыбнулся доктор, - это же я так, чтобы вы серьёзней к своему здоровью отнеслись. У меня на ту пору были новые препараты. Я думал, вы что-нибудь для себя приобретёте. Словом, был у меня коммерческий интерес...
Ивана тогда из поликлиники прямо в милицию увезли. Так с лоскутом белого халата в зубах в машину и усадили.
А я думаю, оттого так произошло, что очень человек жизнь любил. Но которым на всё плевать, этого не поймут.