И плыл над Назаретом аромат…

И плыл над Назаретом аромат…

         

Божественного мирта, и аромат миндаля вплетался в его струи. Воздух был густ и необычен. Настоянный на запахах цветов и ожидании счастья, которое непременно наступит.

Мириам возвращалась от своей подруги Хавы. Она улыбалась про себя, вспоминая, как наклонялась над каменным ложем, куда Хава уложила своего первенца, маленького Исаака, чтобы перепеленать. Малыш родился всего девять дней назад, и до восьмого дня, пока священник не совершил над ним обряд обрезания, посвящая Богу, Мириам не позволяла себе придти к подруге. Пока малыш не обрезан, он слаб, и его можно легко сглазить, пусть того не желая. Но после обрезания, мальчик вошел в Завет Божий и темные силы не так уж легко могут ему повредить.

Хава сияла, показывая подруге крепенького розового малыша, сучившего ножками и ручками, пускавшего из беззубого ротика пузыри. И Мириам не могла сдержать восхищения тоже. Совсем еще юная, но выросшая в строгой патриархальной семье, Мириам считала главной добродетелью женщины поддержание семейного очага и материнство, которому каждая благовоспитанная  женщина должна отдать себя всю, без остатка.

Поэтому так не терпелось ей нанести Хаве не только необходимый визит вежливости, но и самой получить удовольствие от созерцания этой новой, народившейся жизни. Помечтать о будущем собственном младенце, таком же пухленьком, здоровом малыше с коротенькими волосиками на макушке и настоящими ногтиками на крохотных ручках.   И это удовольствие Мириам получила у Хавы сполна.

Мириам спускалась  в свой дом в Нижнем Назарете по узкой улочке, зажатой с двух сторон белыми домами из почти необработанного камня. К дверям домов были прибиты кожаные мезузы. За низкими оградами текла домашняя жизнь, женщины пряли, толкли в ступе ячмень и полбу. Пекли на очагах лепешки. Мужчин почти не было видно, весна – время полевых работ.

Подходя к дому, Мириам заметила, что плетеная из лозы калитка неплотно прикрыта, а внутри двора, поросшего кустами бегонии и пиростегии, кто-то есть. В тихом, маленьком Назарете, можно было не опасаться преступников, и Мириам не слишком взволновалась, но подумала, что родителей дома нет, иначе бы они позвали гостя внутрь.

На большом камне под кустом цветущего каллистемона сидел мужчина высокого роста, завернувшись в просторный светлый плащ. При виде Мириам, он встал и протянул к ней руку в приветствии.

- Здравствуй, Мириам!

- Здравствуй, господин! Ты, наверное, пришел к моему отцу, Иоакиму?

- Нет, я к тебе, Мириам.

Мириам удивилась. Не принято было в древнем Израиле, чтобы к молодым девушкам, незамужним, приходили гости мужского пола, да еще разговаривали с ними так свободно в отсутствие родителей. Мириам не знала, как себя вести. Не прогонять же гостя со двора.

Незнакомец улыбнулся ей, и вдруг она ощутила, что тревога куда-то улетучилась, и ей стало спокойно и хорошо. Даже удивительно хорошо. Странно.

Незнакомец снова сел на камень и жестом пригласил Мириам занять место на другом камне, поменьше. Она повиновалась.

- Ты была у своей подруги Хавы, навестила ее после родов, так?

- Да, господин.

Мириам ничуть не удивилась осведомленности гостя. Теперь ей все казалось обычным и каким-то приятным.

- Понравился малыш?

-Да, господин. Он такой миленький.

- У тебя скоро тоже будет такой.

Мириам рассмеялась.

- Ну, для этого сначала надо выйти замуж. А у меня еще даже жениха нет. Вот мой отец определит мне в мужья достойного человека, тогда и стану женой. Как Хава.

- Ты выйдешь замуж, но родишь не от мужа.

Мириам нахмурилась. Сказала резко.

- Что это значит? Ты обижаешь меня, господин. Разве я дала тебе повод?

- Нет. Но отцом твоего ребенка станет не земной человек. Ты понесешь свое дитя от Божественного Слова. Никто не прикоснется к тебе, к твоему телу, но в твоем чреве возникнет жизнь и родится Сын Человеческий, Сын Божий. И понесет благодать по миру.

- Так не бывает.

- Так будет. Радуйся Благодатная Мириам, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, ибо избрана среди всех.  

Мириам чувствовала, что незнакомец не шутит. Он был слишком серьезен и торжествен. И не поверить ему было нельзя.

- Но я простая девушка. Почему я?

- Твой отец из рода царя Давида. А значит, ты тоже. Хочешь знать, что будет с тобой дальше?

- Да, хочу, - воскликнула Мириам, - расскажи мне.

 - Я покажу. Сядь поудобнее на этот камень и закрой глаза. Помолчи. И вглядись внутренним взором в будущее твое и других людей.

С любопытством и радостью, свойственным юности, Мириам закрыла глаза и погрузилась в мир видений, открытый ей незнакомцем.

- Ооо! Что это? Это я в таких нарядных одеждах стою на возвышении и говорю к людям? А это моя статуя! Господь не велит изображать людей! Но я здесь на этих чудных картинах! В том самом синем шелковом плаще, вышитом звездами Давида, который я пошила себе к празднику Хануки! Как может быть это?

- Смотри, Мириам, смотри внутренним взором, сейчас ты увидишь свою статую на тех континентах, которые еще никому не известны. Тебя будут называть Царицей Небесной!

- Вот, я вижу, господин, статуя на шесте, с моим лицом, в таких красивых одеждах, какие носят только жены царей! Ее несут люди, они текут рекой, их сотни, тысячи, сплошная река из людей. Они становятся на колени и молятся этой статуе, мне так неловко, господин, чем заслужила я это? И что это за люди? Они такие странные, непохожие на евреев!

- Это не евреи, Мириам. Все народы земли будут поклоняться тебе. Все народы, белые, черные, желтые, краснокожие назовут тебе Владычицей мира. Те, кого ты видишь, они еще не родились. И те земли, на которых они живут, еще не открыты, только через полторы тысячи лет к этим землям приплывут корабли. И нос одной из каравелл тоже будет украшен твоей резной статуей. Эта каравелла будет называться «Санта Мария».

Мириам вскочила с камня и открыла сверкающие негодованием глаза.

- Это неправда, господин, ты смеешься надо мной, незнакомец! Зачем ты делаешь это? Сначала проник в мою душу разговорами о будущем младенце, а потом стал насмехаться над моими чувствами. Стыдно тебе должно быть! Я не могу более оставаться наедине с чужим мужчиной. Тебе следует уйти, а если тебе нужен мой отец, подожди его за оградой!

- Мне жаль, Мириам,  - незнакомец и не думал уходить, - но я должен сказать тебе не только о том счастье и поклонении, которое ждет тебя в будущем. Но и о страданиях, которые ты претерпишь из-за сына. О том, что повергнет тебя в большое горе. Младенец, которого ты родишь, вырастет и будет распят на кресте, на горе Голгофа,  рядом с простыми разбойниками. Я пришел сюда предупредить тебя и дать сделать выбор.

Мириам отступила на шаг и подняла лицо к незнакомцу. Он был серьезен, он не шутил. Более того, он смотрел на нее с состраданием.  Глаза Мириам затуманились. Она наклонила голову, чтобы скрыть свое отчаяние, и солнечные лучи заскользили по ее гладким черным волосам, стекая с них на землю золотистыми каплями.

- Зачем это все нужно, господин? Почему я не могу прожить обычную, нормальную жизнь без потрясений? Мне не нужны эти почести. Я хочу, чтобы мой будущий сын был жив. И чтобы он тоже прожил обычную, но долгую и счастливую жизнь.   

- Кто-то должен взять на себя то, что должен. Если не ты,  другая, но она тоже не захочет, чтобы ее сын был распят. Никто никогда не хочет брать на себя тяжелую миссию, но кто-то должен взять.

В маленьком цветущем дворике повисла тишина.

- Вас будет четверо, - продолжил незнакомец, - и никто не захочет взять на себя свою миссию добровольно, но возьмут все.

-  Кто эти четверо? – Спросила Мириам.

- Ты, твой сын Иешуа, он будет просить Господа избавить его, если можно, от страданий, наместник империи Понтий Пилат, который просто подчинится закону Рима, и Иуда, которому придется тяжелее всех.

- Иуда? Я знаю его?

- Еще нет. Он станет учеником твоего сына и предаст его в руки стражи, утром на рассвете, 14 нисана, через 33 года и девять  месяцев от сего дня. Ему будет очень тяжело это сделать, он не захочет, но подчинится велению Господа. Потому что Иешуа должен быть вознесен на Кресте, и каждый сыграет в том свою роль. Только ты и Иешуа будете возвеличены людьми, а Иуда ими проклят, и покончит с собой, не вынеся тяжести содеянного. И потому его доля самая несчастная из всех.

Мириам подняла вверх свои тонкие смуглые руки и закрыла ими лицо, по которому покатились слезы. Ее плечи содрогались от рыданий.

- Я не хочу, не хочу! Столько страданий! Зачем? Я хочу простой, обычной жизни, хочу видеть, как растет мой малыш, как учится ходить, как рыбачит подростком на озере Кинерет. Я хочу дождаться внуков от него. Я хочу быть счастливой матерью обычного человека! И не хочу, чтобы рядом с моим сыном страдали другие. За что нам это? Кому это нужно, незнакомец, скажи!

- Твой сын станет проповедником в земле Израиля. И за ним пойдут миллионы людей, пойдут к Истине, к Богу! Он освободит евреев от исполнения 630 заповедей, и оставит только десять. Потому что настало время распространить веру в Единого Творца Вселенной на весь мир, но заповедей иудаизма слишком много для простых людей, они непонятны и тяжелы для исполнения. Нужна одна идея, простая, она объединит народы. 

- Пускай, если он станет проповедником, я буду только счастлива, но для чего ему погибать на Кресте?

- Мириам! Проповедников, несущих идею единого живого Бога было много в истории Израиля. Их слышали и забывали. Нужна жертва, жертва которую принесет сам Господь за людей, которая поразит их ум и душу, и поведет за собой. Такой жертвой станет твой Сын. Он вознесется на Кресте над народами, над темнотой и  невежеством, и вслед за ним люди пойдут к свету. А ты станешь царицей над ними.

- Нет, нет, нет! Пусть другая, другая женщина, я не вынесу этого. Мне не нужно царства, богатств, почестей, славы, мне нужен мой сын, живой и невредимый, просто мой сын и ничего больше, я не променяю сына на царство, незнакомец! Как зовут тебя?

- Гавриил.

- Гавриил. Человек Божий и ты предлагаешь мне согласиться с убийством моего сына?

- Не я предлагаю, Господь. Он тоже несет эту жертву, ведь твой сын будет и Его сыном.

- Господь жесток, - воскликнула Мириам.

- Необходимость… Есть высшая необходимость. И ей подчиняется человек, ибо так правильно и только так может развиваться человечество.

Они замолчали.

- Ты должна понять, Мириам… Ты не принадлежишь себе…

Время шло, яркий солнечный свет потускнел, потому что солнце начало клониться к земле, оставляя за собой все более длинные тени.

Мириам сидела на камне, склонив лицо в ладони, ее длинные шелковые косы рассыпались по спине.

Гавриил подошел к ней и провел рукой по ее голове.

Повернулся и пошел прочь.

Подул ветер, понес вдоль улиц аромат мирта, миндаля и других цветущих деревьев, коими полнится земля Израиля в изобилии. Ветки шевелились от ветра, и с них опадали вниз белые и розовые лепестки, устилая улицу, по которой шел  Гавриил, мягким ковром.

Мужчины уже возвращались с полей, а женщины звали домой игравших на улицах детей.

Гавриил остановил мальчика лет восьми, пробегавшего мимо с деревянной игрушкой в руке. У него были смеющиеся карие глаза и кудрявые каштановые волосы.

- Подожди, мальчик. Откуда у тебя этот волчок?

- Мне подарили на праздник Ту-Би-Шват, господин. Если ты хочешь такой, можешь пойти к плотнику Иосифу, он вырежет тебе из дерева.

- Ты живешь вон в том доме, я правильно понял?

- Да, господин. Не задерживай меня, мама будет волноваться, если я не приду во время на ее зов.

- Хорошо, я только хотел спросить, ты счастлив?

Ребенок посмотрел на него с удивлением.

 - Я не знаю, что такое счастлив. Я еще слишком маленький, наверное. Ты задаешь мне странные вопросы, господин. Я люблю свою маму, и отца и братиков, и сестричек. Я люблю всех людей. И мне хорошо. 

- Тебя зовут Иуда?

- Да.

- Прощай, малыш. У тебя еще есть годы, пока…

 

Гавриил вздохнул и снова пустился в путь.

Из-под его плаща вылетели два белых кудрявых пера и легли на светлый ковер опавших с деревьев лепестков, смешавшись с ними, так, что не было видно, где лепестки, а где мягкие, нежные перья…

 8 января 2017 года