Поэзия

Главная

Поэзия

 

ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ. АССОЦИАЦИИ 

Из ветхой картонки случайно выпал

обрывок старинного дагерротипа.

И воздух сгустился…

И время встало…

 

опалово утро и день опалов,

поскрипывают настилы палуб…

а где-то, в уключинах, вёсла-крылья

покрыты опаловой влажной пылью…

оконный портал в полотно Сезанна,

где флигель соседский – фамильный замок,

опаловый Город – Пьеро печальный –

тревожится – лодка вот-вот отчалит…

земное – земному, – но в этой схватке

есть шанс воспарить и освободиться;

уста онемели – на сердце сладко,

опалово утро сквозь ночь струится…

по выбеленным луной гобеленам

бульваров и улиц и скверов – ало

рассвет пробивается нитью ленно…

опалово утро и мир опалов…

 

Вдыхаю... у ладана запах тонкий…

обрывок бросаю на дно картонки…

ни громко, ни всуе о Ней не пристало…

Она не целует кого попало… 

*** 

ЛИЛИТ

 

Как живётся вам с стотысячной,

Вам, познавшему Лилит…

 

М. Цветаева

 

С ней, наверное, проще и легче, Адам?

Не противится воле твоей никогда,

И кротка, и покорна вторая,

Видно помнит изгнанье из рая.

И собой хороша, и хитра, и мудра

Плоть от плоти твоей (говорят – из ребра?).

Тяготит только грех первородный.

Ну, а я, как и прежде – свободна.

 

Говоришь, что ты выбрал покой и уют,

Только боли сердечные спать не дают.

В дуновении ветра ночного

Слышишь голос мой снова и снова.

То не сердце, несчастный, то память болит –

Никогда ты не сможешь забыть о Лилит!

Это боль об утраченном рае,

И её не излечит вторая.

 

Ты, познавший сакральную сущность огня,

На безмозглую плоть променявший меня,

Утешаешься жалким подобием,

А ночами взываешь к свободе?

Со второй оставайся, живи без затей

И плоди вместе с нею бескрылых детей,

Первородством торгующих робко,

Чечевичной прельстившись похлёбкой.

Не шепчи бесполезных бессвязных молитв, –

Никогда ты не сможешь забыть о Лилит,

Что дыханию ночи подобна

И как ветер – легка и свободна. 

*** 

РУКОЙ ПОДАТЬ… 

Рукой подать, – а всё ж не прикоснуться,

И Яблочного Спаса жар остыл…

Мы просто не успели оглянуться, –

Засахарился летний мёд на блюдце,

И яблоки – печальны и желты…

 

Рукой подать, – а всё ж не оказаться

у яблони, светящейся в ночи…

чтоб на траву примятую бросаться,

и паданицы трепетно касаться,

и слушать, как ты рядышком молчишь…

 

Рукой подать – а всё ж не заблудиться,

Хоть Спаса в октябре простыл и след.

Всё дальше наши взгляды, наши лица…

Но сок под тонкой кожицей струится,

И источает мякоть нежный свет.

 

Рукой подать, – а всё ж не прикоснуться, –

Нет летних нот в октаве октября…

Но этот голос мне помог вернуться,

Туда, где мёд, как золото, на блюдце…

и ты молчишь…

и яблоки горят… 

*** 

ВЕРЛИБРЫ СТАРОГО ДВОРА 

По улицам-страницам странницей

я тайно по ночам брожу,

о прошлое боясь пораниться,

свой взгляд в сторонку отвожу.

 

Давать не стоит обещания

ни «навсегда», ни «на века»,

известно, что слеза прощальная

так солона и так горька…

 

Но вновь во сне срываюсь в детство я,

на перепутье ста дорог…

Причина вырастает в следствие

и вырастет – дай только срок.

 

Листаю улицу за улицей, –

успеть бы только до утра

туда, где звук шагов рифмуется

с верлибром старого двора,

 

в котором я, расставшись с мальчиком,

в январской гулкой пустоте,

реву в игольчатые пальчики –

в ладошки жёлтых хризантем. 

*** 

Лечу в Тарусе грусть

живой водой Таруски, [1][1]

мне дорог этот вкус

родной горчинкой русской.

Лечу Тарусой грусть,

Но, видно, зря стараюсь –

Взгрустнулось – ну и пусть, -

Судеб не выбирают.

 

Скитаюсь над рекой,

где спит Певец Скитаний, [2][2]

и трогаю рукой

заиндевелый Камень, [3][3]

И грею поутру

озябшую рябину,

и радуюсь, что грусть

Моя неизлечима.

 

Лечу Тарусой грусть –

Святой горчинкой русской

И спорить не берусь,

что грусть не лечат грустью.

Но кто бы ни спросил:

нарочно ли, судьба ли? –

отвечу: на Руси

клин клином вышибают. 

*** 

МАРГАРИТАМ…

 

… Невидима! Невидима и свободна!

… Рукописи не горят!

М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

 

А Маргариты и средь нас живут,

Подчас, скрываясь в женщинах обычных,

Их не сломил рутинный быт привычный,

Не погубили сытость и уют.

 

Порой у них иные имена,

И не в Москве – в провинциях забытых,

Томятся в ожиданье Маргариты,

Когда их позовёт в полёт луна.

 

Когда весною, в месяце нисан,

Неудержимо их к себе поманит

Путь лунный, серебрящийся в тумане,

К свободе уводящий, к небесам…

 

Вступая в сделку – только б помогли,

Хоть с дьяволом, хоть с чёртом – с кем угодно,

Невидима, - воскликнут и – свободна!

Лишь только б Мастера творить могли.

 

Да что там дьявольщина, что там ад –

С самой судьбой вступить готовы в битву…

Пока летят к любимым Маргариты,

То рукописи – верю – не горят! 

*** 

СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ 15.01.2010.

(у зеркала…) 

одиннадцать минут…

чётки Бейли

рассыпались по

лунному лимбу

через десятки лет

рвусь к тебе я

в январь

где мы

так много смогли бы

не долететь к тебе – не доехать

на «перекладных снах» добираюсь

смеёшься ты

а здесь – не до смеха

электорат вождя выбирает

шуты да смерды зело радеют

в предвыборной зайдясь паранойе

в какой стране?

ты волнуешься – где я?

ты называешь это страною?

я как и прежде

в доме старом

на улице

что рядом с Каретным

я от «сегодня» давно устала

я во «вчера» хочу –

по секрету…

ты полагаешь –

это знамение?

ты говоришь –

предсказано в книжках?

трудно дышать…

затянулось затмение

одиннадцать минут –

это слишком…

так значит не зря

рвусь к тебе я

в январь

где мы

так много смогли бы…

одиннадцать минут

чётки Бейли

рассыпались по лунному лимбу…

 







[1][1][2]Могила Константина Паустовского находится в Тарусе

 

[3][3] Камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»