Поэзия
- Подробности
- Категория: Владимир Шемшученко
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2256
***
Трепещет больная душа.
И ночь хороша для побега.
И вольная мысль хороша.
Бреду по сиротской дороге
Под мертвенным светом луны…
Мы все вспоминаем о Боге,
Когда никому не нужны.
***
Мироточат иконы.
Кровоточат слова.
Колокольные звоны
Над тобою, Москва.
Я устал торопиться
И перечить судьбе.
Окольцованной птицей
Возвращаюсь к тебе.
Постою у порога,
Где толпится народ.
…Кольцевая дорога
Никуда не ведёт.
Памяти поэтов, рождённых в 50-х
Как хотелось нам жить! Что ни спор – Новгородское вече!
Как ходили мы слушать известных поэтов гуртом!
Осень тихо вошла, положила мне руки на плечи…
Умный пёс не залаял – вильнул виновато хвостом.
Вот ещё один день и такой же безрадостный вечер.
(За такую строку изругают в заштатном лито).
Мы толпились в дверях, разменяли таланты на речи –
Из прихожей в Поэзию так и не вышел никто.
***
Кавказской овчарке не снятся Кавказские горы.
Ей снится пренаглый, соседский, ободранный кот,
Который приходит незванно, как беды и воры,
Глазами сверкает и гнусно при этом орёт.
Собака встаёт, потянувшись, плетётся к забору,
Отрывисто лает на юрких чернявых детей,
Затем приглашает несносных ворон к разговору
На тему пропажи оставленных в миске костей.
Устало вздыхает, вполглаза глядит на дорогу,
На серый бурьян, что дорос до обшарпанных рам.
Подходит хозяин, хромая на правую ногу,
И гладит собаку по шерсти, скрывающей шрам.
***
Проскакал по степи чёрный всадник на красном коне,
И ворвался огонь в белоснежные юрты аула,
И никто не ушёл, и расплавилось солнце в огне,
И крылатая смерть на корявых ветвях саксаула
Наблюдала, как дети от сабельных корчатся ран,
И пришли корсаки, чтоб обгладывать лица и ноги,
И не слышал Аллах материнского вопля: Аман!
И стоял безответным вопросом сурок у дороги,
И луна не взошла, и ушёл конармейцев отряд,
И вернулись в аул, подвывая от страха собаки…
Не ходи к роднику – не вода в нём, а памяти яд,
И не трогай руками росою омытые маки.
Корсак(тюрк.) – степная лиса
Аман(тюрк.) – пощади
***
Увели их по санному следу.
Возвратились – забрали коня.
Ни отцу не помог я, ни деду, -
Вот и мучает память меня.
Хватит, сам говорю себе, хватит!
Раскулачили – значит, судьба.
Только пусто в душе, словно в хате,
По которой прошлась голытьба.
Нынче всякий и рядит, и судит,
Без молитвы и без поста.
Дед с отцом были – русские люди.
Ни могилы у них,ни креста.
За отца помолюсь и за деда,
И за мать, чтоб ей легче жилось –
У неё милосердье соседа
На разбитых губах запеклось.
***
Золотые слова растащило по норам ворьё.
И аукнулась нам бесконечная наша беспечность.
Поспешаем за веком, и в души несём не своё,
На сегодняшний день обменяв человечность.
Разрастается зло, выползает из тёмных щелей.
Погремушками слов пустозвоны гремят на рассвете.
Встань за Родину, друг мой, молись и себя не жалей –
От безбожных отцов не рождаются русские дети!
***
Петь не умеешь – вой.
Выть не сумел – молчи.
Не прорастай травой.
Падай звездой в ночи.
Не уходи в запой.
Не проклинай страну.
Пренебрегай толпой.
Не возноси жену.
Помни, что твой кумир
СЛОВО, но не словцо.
И удивлённый мир
Плюнет тебе в лицо.
***
Я не страдаю от режима
И не меняю баш на баш.
Пишу без всякого нажима –
Я экономлю карандаш.
Меня не били смертным боем
За дилетантские стихи.
Меня водили под конвоем
За настоящие грехи.
***
Ненасытная печь за поленом глотает полено.
На исходе апрель, а в тайге ещё снега по грудь.
Скоро лёд в океан унесёт непокорная Лена,
И жарки расцветут, и не даст птичий гомон уснуть.
Где-то там далеко облака собираются в стаи.
Где-то там далеко людям снятся красивые сны.
А у нас ещё ветер весёлые льдинки считает
На озябших деревьях, и так далеко до весны.
Тишину потревожил испуганный роком мотора –
Не иначе сосед мой, рисковый, бывалый мужик
До того обалдел от безделья и бабьего вздора,
Что по рыхлому льду через реку махнул напрямик.
И опять тишина – на сей раз проскочил-таки, леший!
От души отлегло. Я бы так ни за что не сумел.
В эту пору на лёд не ступают ни конный, ни пеший,
А ему хоть бы хны – он всегда делал то, что хотел.
И за то постарад, и срока отбывал на Таймыре,
И на выселках жил от Верховьев до Карских ворот,
Пил еловый отвар, кулаком плющил морды, как гирей,
И выхаркивал лёгкие сквозь окровавленный рот.
Он глядел на меня, усмехаясь, в минуты застолья
И на третьем стакане меня зачислял в слабаки…
А глаза изнутри наполнялись любовью и болью –
Так на небо глядят пережившие жизнь старики.
***
Опустилась на кончик пера
Паутинка ушедшего лета.
Никогда столько синего цвета
В небесах я не видел с утра.
И светла моя грусть, и легка –
Отрекаюсь от пошлых мистерий.
Я – смиреннейший подмастерье,
Данник русского языка.
***
Ветер нынче строптив, хамоват и развязен –
Вот и верь после этого календарю.
Паутинкой-строкою к нему я привязан,
Потому и стихами сейчас говорю.
Ветер ходит, где хочет, живёт, где придётся,
То стрелой пролетит, то совьётся в кольцо.
Окликаю его – он в ответ мне смеётся
И кленовые листья бросает в лицо.
Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь,
Словно нет у него поважнее забот.
Он несёт на руках кареглазую осень,
И листву превращает в ковёр-самолёт.
Он целует её, называет своею,
И ему аплодируют створки ворот…
Я стою на крыльце и, как школьник, робею,
И сказать не умею, и зависть берёт.
***
Позарастала жизнь разрыв-травой.
М ы в простоте сказать не можем слова.
Ушёл, не нарушая наш покой,
Безвестный гений, не нашедший крова.
Как в ржавых механизмах шестерёнки,
Скрипят стихи – поэзия мертва.
Мы днём и ночью пишем похоронки
На без вести пропавшие слова.
***
Слышащий – да услышит.
Видящий – да узрит.
Пишущий – да напишет.
Глаголящий – повторит.
Всяк за своё ответит.
Каждому – свой черёд.
Слово, если не светит,
Запечатает рот.
Пуля – она не дура,
А провиденья рука.
Да здравствует диктатура
Русского языка!
***
Бросил в угол и ложку, и кружку,
И, когда это не помогло, -
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твоё сохранила тепло.
Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны,
А принёс из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены…
***
Скоро утро. Тоска ножевая.
В подворотню загнав тишину,
На пустой остановке трамвая
Сука песню поёт про луну.
Вдохновенно поёт, с переливом,
Замечательно сука поёт.
Никогда шансонеткам сопливым
До таких не подняться высот.
Этот вой ни на что не похожий,
Этот гимн одинокой луне –
Пробегает волною по коже,
Прилипает рубашкой к спине.
Пой, бездомная! Пой, горевая!
Под берёзою пой, под сосной,
На пустой остановке трамвая,
Где любовь разминулась со мной.
Лунный свет я за пазуху прячу,
Чтоб его не спалила заря.
Плачет сука, и я с нею плачу,
Ненавидя и благодаря.
***
Не гляди на меня, лучше слушай, как ходит по крыше
В новогоднюю ночь петербургский неласковый дождь.
Если хочешь – кричи. Я кричал – Бог меня не услышал.
Если хочешь – уйди. Я ушёл, кабы знать где найдёшь…
Не гляди на меня, лучше слушай, как мокрою лапой
Заоконная ель одичало скребётся в стекло.
Пересилив себя, ты сумела назвать меня – папой,
И сама испугалась. Давненько мне так не везло.
Не гляди на меня. Не играл я с тоьбою в пятнашки,
Не водил тебя в школу, не ставил превыше всего.
Приходили стихи – я раздаривал их, как ромашки…
И представить не мог жо чего доведёт мотовство.
Не гляди на меня. Как тебе объясню, что отвечу?
Вот мой стол, вот перо, вот в косую линейку тетрадь…
Не такой представлял я с тобой новогоднюю встречу.
Слава Богу, жива… Не резон мне теперь умирать.
***
Я просыпаюсь. Мой костёр погас.
Лишь огонёк в золе едва мерцает.
Звезда, сгорая в небе, созерцает
Меня и этот мир в последний раз.
Трава в росе. Выходит из тумана
Осина и чуть слышно шелестит.
Повремени, прошу, ещё так рано,
Ещё дорожка лунная блестит.
Ещё волна песок не разбудила,
И чайка не расправила крыло,
И тайну мне ромашка не открыла,
И воду не тревожило весло.
Ещё чуть-чуть… Настраивают скрипки
Кузнечики. К травиночке-струне
Прильнула нотка маленькой улитки,
А я её не слышу в тишине.
Ещё мгновенье, и среди ветвей
Защёлкает, раскатится, зальётся,
Вступая из-за такта, соловей,
За ним другой… И рассмеётся солнце!
О, утро, - несравненный музыкант!
Как можешь ты рождать такие звуки.
В отчаянье заламываю руки…
Вот мне бы на секунду твой талант!
***
Ночь у камина. Весна.
Что-то сегоднея не спится.
Звёздная колесница
Мчится в проёме окна.
На пол упал уголёк
И потемнел, остывая.
Псина сторжевая
Вдруг заворчала у ног.
Тонкий ломается лёд –
Кто-то под окнами ходит.
Что-нибудь произойдёт
Или уже происходит…
***
Я устал. Мне уже не поймать этот снег.
Подставляю ладонь – он,шутя, от меня улетает.
До того унизительно нынче звучит – человек,
Что в сравнении с ним и фонарь до небес вырастает.
Я не стану сегодня таскать за собой свою тень.
Пусть идёт, куда хочет, и всласть отражается в лужах.
Пусть её не тревожит трамвайных звонков дребедень.
Пусть никто не пугает её приглашеньем на ужин.
Постою, помолчу, погляжу на мятущийся снег –
Он ещё не лежит на карнизах свалявшейся ватой.
Он летит и летит, и моих не касается век,
Он, конечно же, синий, и пахнет, естественно, мятой.
Мне не нужно трёх раз, я могу с одного угадать
Почему так тревожно кричит на реке теплоходик –
В Петербурге туман, в двух шагах ничего не видать.
Снег уже не идёт, он уходит, уходит, уходит…
***
Дождь на Неву опустился с утра.
Пушка ударила в небо.
Дремлет страна, а в кармане – дыра.
Значит, не будет хлеба.
Не удалось ничего накопить
Выходцам из барака.
Смирно “АВРОРА” сидит на цепи,
Словно больная собака.
КИЕВ
1
Ни хвалы, ни хулы не коплю
И не маюсь имперской виною.
Говори, милый Киев, со мною.
Я тебя по-сыновьи люблю.
Ты баюкал меня на руках
И поил допьяна тишиною.
Если я заносился в стихах,
Ты смывал их днепровской волною.
Снятся мне и Владимир с крестом,
И каштанов высокие свечи,
И Крещатик а убранстве простом,
И украинок смуглые плечи.
Если в ярости смытных времён
Позабуду, кто я и откуда,
Пусть укатится солнца лимон
С голубого небесного блюда.
2
Я тебя, мой город, узнаю
По неторопливым пещеходам,
По спешащим к морю талым водам,
И, как зачарованный стою.
Тут и там без устали снуют
По проткам катерки-трудяги,
И, хлебнув с утра весенней браги,
Провода трамвайные поют.
Первые весенние цветы,
Первые зелёные листочки
Я, в который раз, вплетаю в строчки
Для тебя – и это знаешь ты.
Пусть не я, а кто-нибудь другой
В радости, а может быть, в печали
До тебя возвысится строкой
И по праву к вечности причалит.
***
Апрельское утро грачами озвучено.
Уходит в пролесок туман, не спеша.
Ещё две недели, и скрипнет уключина,
И лодка пригладит вихры камыша.
Ещё две недели, и синяя Ладога
Натешится вволю, подмяв берега,
И в небе проклюнется первая радуга,
И рыба пойдёт нереститься в луга.
И ветер с Невы – аж до самого Таллина!
Молву донесёт, а пока среди льдин,
Как спящая женщина, дышит проталина
С лиловым цветком на высокой груди.
МАРИНЕ
Ничего я тебе не скажу.
Я тобой безнадёжно болею.
Я желаю тебя и жалею,
И дыханье твоё сторожу.
Чиркну спичкой, и станет светло,
И в оконном стекле отраженье
Передразнит любое движенье,
И рука превратится в крыло…
ПОЭТЫ
По привычке кусаем ближних –
Неуживчивый мы народ.
Ради мнимых успехов книжных
Затыкаем друг другу рот.
Наши мысли о дне вчерашнем,
Как прокисшее молоко…
Бедным - трудно.
Богатым – страшно.
А кому на Руси легко?
***
Белый день. Белый снег.
И бела простыня.
Бел, как мел, человек.
Он бледнее меня.
Он лежит на спине,
Удивлённо глядит –
По отвесной стене
Страшновато ходить.
“Помолчите – больной. Не дышите – больной” –
Говорит ему смерть, наклонясь надо мной.
***
На продрогшем перроне и пусто сегодня, и гулко.
Милицейский наряд прошагал безучастный, как снег.
Точно так же глядел сквозь меня, выходя на прогулку,
Насосавшийся крови двадцатый сдыхающий век.
Ах, ты память моя – я прощаю, а ты не прощаешь,
Отпусти же меня, помоги мне обиду забыть.
Ничего не даёшь ты взамен – даже не обещаешь,
Кроме ветхозаветного – быть!
Ну и выпал денёк, с ветерком – до костей пробирает!
Гололёдец такой, ну совсем, как у Данте в аду…
Я всем мозгом спинным понимаю – меня забывает
Полусонный вагон, убывающий в Караганду.
Он забудет меня, одиноко ржавея на свалке,
Как забыли меня те, кому я тепло раздарил…
Здесь в не сломленном городе люди блокадной закалки
Отогрели меня, когда жить уже не было сил.
Смейтесь, братья мои – нам ли нынче стонать и сутулиться!
Смейтесь, сёстры мои – вы затмили достойнейших жён!
Посмотрите в окно: Кто метёт и скребёт наши улицы? –
Это дети оравших до времени: «Русские, вон!»