Рита (рассказ)

Подробности

Категория: Юлия Богданова

Дата публикации

Автор: Kefeli

Просмотров: 2659

Рита (рассказ)

I

- Я не люблю тебя. Мне больше нечего тебе сказать, - пожала плечами девушка в кресле. – Я ничем не могу тебе помочь. Тут уж ничего не поделаешь. Ничего.
- Рита! - мужчина, сидевший у ее ног, попытался обнять ее колени.
- Хватит! – крикнула девушка, оттолкнув его ногой, затем встала и подошла к окну. Вид пустыря на закате больше не сдавливал сердце тоской как раньше, когда геометрия обветренной парусины плыла по нему. Она скользила низко, слишком низко, для того чтобы не задевать земли. Но она не задевала. Она держала курс на Солнце. Сердце, как воздушный шарик, распирало Реквиемом. А она медленно отдалялась от тебя. Она уплывала. Каждый раз, как последний. И комок крика вставал в горле. И невозможно было выдавить ни звука. 
А сейчас тоски нет. Ничего нет. Пустырь. Сплошной пустырь. Что я здесь делаю? Зачем я здесь?
- Я не желаю повторять одно и то же. - обернулась девушка. – Ты можешь сделать все, на что хватит воображения, но я не выйду за тебя…
- Риточка! О чем ты говоришь! – перебил ее мужчина. Он поднялся с пола и уселся в кресло. – Ты думаешь, после всего этого я женюсь на тебе?!
- Так в чем проблема? 
- Никаких проблем! – улыбнулся мужчина.
- Тогда уходи.
- Да, конечно! – рассмеялся мужчина. – Так все тебе и обойдется!
- Сука, ты, - покачивая (как бы в наглядное подтверждение своих мыслей) головой, проговорила девушка. Ее бледное, осунувшееся лицо не выражало ничего. Взгляд ее был каким-то отстраненным. Она чувствовала это сама.
- Ой, Риточка, – зло заулыбался мужчина в кресле, - не надо дешевой лирики. Это ты, сучка!.. – подался он вперед, меняясь в лице, – гребаная! Что ты ржешь? Что ты ржешь, блядь, я спрашиваю? – выпучил он глаза, вцепившись пальцами в деревянные подлокотники.
Девушка хлопнула ладонью по ноге и, запрокинув голову, рассмеялась еще громче. Затем, закрыв руками лицо, стала медленно опускаться, скользя спиной по оконному стеклу. Она сидела на корточках, сотрясаясь от смеха все реже, тише.
Мужчина встал, подошел к журнальному столику. На нем стояла бутылка водки и два стакана. Он налил в один и залпом выпил. Кривясь и вытирая ладонью мокрые губы, оглянулся на девушку. Та сидела возле окна, бессильно сложив руки на коленях и опустив голову. Мужчина взял бутылку и налил в тот же стакан.
- На, выпей! – присел он перед ней на корточки.
Девушка не реагировала.
- Слышишь? – потряс ее за плечо мужчина. - Давай!
Она медленно подняла голову. «Что ты от меня хочешь?» - слабым охрипшим голосом произнесла она, с надеждой заглядывая ему в глаза.
- Пей! – поднес к ее лицу стакан.
Она посмотрела на стакан, потом на мужчину. - Я не хочу… пить, – пожала плечами.
- Не хочешь? А надо! – обнял ее одной рукой мужчина.
Девушка тяжело вздохнула: - Мне не надо, - и отвернулась.
Мужчина схватил ее за шею и, звякнув стаканом по зубам, начал вливать водку. Девушка сопротивлялась, но стакан не давал сдвинуть челюсти, и водка продолжала литься прямо в глотку.
Зазвонил телефон. Вздрогнув, мужчина остановился. Кашляя и задыхаясь, девушка повалилась на пол.
Звонок смолк так же внезапно, как и возник. Он был один.
- Ошиблись номером! – закричал мужчина и запустил стаканом в телефонный аппарат на кровати.
Девушка ревела и корчилась на полу, пытаясь прокашляться. Когда стало легче дышать, слезы подступили к горлу.
- Риточка, - закурил, усевшись на кровать, мужчина, - на меня это не действует! Ты еще не так выть будешь! Подожди! Вот увидишь! Тебя мать родная не узнает! Рита! Риточка!.. Ты что, думала, я лох такой – оботрусь и пойду дальше? Ты что думала, как через тапочек переступить? Как собачка потрахалась и убежала? А ни х..! Реви! Я тебе жизнь искалечу! Ты … – вполголоса тараторил он, теребя дымящуюся в пальцах сигарету.
Девушка рыдала, забившись в угол, то успокаиваясь, то снова истерично завывая, а он все говорил. Вдруг она замолчала и, со злобой глядя на него, прошипела: Ты так бесстрашно издеваешься надо мной только потому, что я слабее тебя!.. Потому, что я никто! Потому, что за меня здесь некому заступиться! Потому, что… - не договорив, девушка снова разрыдалась.
- Рита!.. – бросил обжегший губы фильтр на пол мужчина.
- Плевать мне! – перебила его девушка, закричав. – Я не боюсь тебя! Не боюсь я ничего! Мне терять нечего в этом дерьме! А тебе вернется все зло! Потому что ты боишься! Твой страх…
- Да, мне уже страшно! – заорал мужчина. Вскочил с кровати и, подбежав к едва успевшей встать на ноги девушке, ударил ее по лицу. Она отлетела и, ударившись локтями о зеркало на стене, упала.
Она лежала с окровавленными руками в осколках стекла неподвижно, уставившись куда-то под стол. «Зачем?.. - затихало в ее сознании, - что это было?..»




II

Было начало апреля. Полдень. Шел дождь. Я спускалась по безлюдному Андреевскому, вся в черном, под большим желтым зонтом. Я шла медленно, рассматривая дома, вывески на дверях, заглядывала в подворотни. Сколько раз ходила по этой улице!.. И только сейчас увидела ее, вошла в нее и, ощущая каждый булыжник, каждую ступень, спускалась. Может, поэтому не сразу заметила: навстречу шел человек. Он шел без зонта, вжимая голову в плечи. Его волосы, куртка были мокрыми. Он приближался ко мне, не отводя глаз и только щурясь от летящих в лицо капель. Меня испугали его глаза. Я увидела в них нечто, что никогда прежде не видела… 
…Нет, это не было l’amour d’un premier coup d’oeil. Меня скорее отпугивал, чем притягивал его взгляд. Его лицо было некрасивым: но необыкновенно выразительные черты... И он приближался ко мне. Или я к нему. Я не знаю. Все неслось, и я сама ускоряла шаг, чувствуя, что улица катастрофически сужается, и нам вот-вот не разминуться...

Шел дождь. Шел всю ночь, барабанил по подоконнику. Его губы касались моих… 

  С утра шел дождь. Она шла на работу. Он шел ей навстречу. Увидел ее. Долго смотрел. И прошел мимо. И так было всегда.
- Абсурдно, – разводит руками Мастер.  
- Жестоко! – рыдает Маргарита. 
Автор задумчиво растирает до более мягкого состояния исписанный мелким почерком А-4. Середина мягкая, но чем больше складывает он лист, тем сильнее режут края… Он сидит и думает: бездарно. 
- Побольше секса, – подсказывает Читатель, – побольше секса и трупов!  
- Чего? – изменяется в лице Маргарита. - Каких трупов?! – угрожающе повышает голос. – Я сама уже не первый год в трупоходячем состоянии…  
- А секс – не повод для знакомства, – «выстреливает» Автор и замирает, удовлетворенный собой.
- Пошел к черту! – оборачивается Маргарита, прищуривая глаза и намереваясь в бешено приближающийся удобный момент, сжать все, накопившееся, в кулак и звиздануть остряку по зубам.
- Рита! – останавливает ее Мастер. – Рита, – произносит голос… И только глаза. Глаза, смотрящие в меня. Вдруг так близко. И в них остановилось время. Исчезли люди, зонты, витрины, автомобили, вся улица провалилась куда-то вниз под тяжестью ливня и рука белой розой приближается ко мне, как в замедленной съемке, так беззвучно, так болезненно долго, и нужно что-то сказать или сделать в ответ, но все слова, все жесты, все провалилось следом за улицей. Остались только мы. «Можно проводить тебя? – Да». И мы уходим под большим желтым зонтом.
- Надо же! – смотрит им вслед Автор и задумчиво вздыхает. – Что за люди?! Дай им немного фантазии, до такого примитива размалюют реальность! Еще и подумают: вот как мы малевать красиво умеем!
- И все? Это конец?! – в недоумении не то вопрошает, не то восклицает Читатель.
- Был бы я поэтом... – после некоторой паузы произносит Автор, – был бы я, хоть малость, в душе своей лгуном и провидцем, я блаженно закатил бы глаза к небу и чистым, отрешенным от мира сего голосом прозвучал: «Нет, это только начало!»… Кстати, - Автор вернул свои глаза на место и поднял вверх указательный палец, - тут у меня приятель неподалеку живет, за монастырем, в прекрасном доме в три этажа, там по балконам вьется виноград, а в распахнутые по вечерам окна веет речной прохладой. Я думаю, у него найдется что-нибудь покрепче этого… - он заглянул в чашку, которую все это время держал в руке: Да разве же это чай! Ух, жлобина эта Разумова! Квартира двухэтажная, а чаем приличным угостить не может. Это же не чай! Это же писи сиротки Аси!
- А что вы хотите? – Читатель в недоумении развел руками, – стала бы она кого ни попадя приличным чаем поить, так и второго этажа бы не было. Странный вы человек. Ей богу, не от мира сего! Да вы должны судьбу благодарить за то, что такая знаменитость как Аскорида Разумова заинтересовалась вашими произведениями. Теперь если вы будете правильно себя вести, вы сможете занять свою нишу в литературе… и не только… У вас появилась возможность приобрести Имя! А когда станете известным, как она, тогда и чай будете заказывать. Поймите, вы сейчас не о чае должны думать!.. О чем вы вообще сейчас думаете?! А?! Ну, что вы молчите?!
- Я не хочу в нишу, - тихо сказал Автор.
- Ну, естественно, - рассмеялся Читатель, - все хотят сразу на Олимп. Только гора не резиновая. И без боя туда не проникнуть. Доберешься до вершины одинокий и искалеченный. А на вершине так тесно, что плюнуть некуда. Если плюнешь, так обязательно – в кого-нибудь. Тут и начинается: все толкаются, жмутся друг к другу, каждый норовит столкнуть конкурента в пропасть, и все друг за друга держатся.
- Ужас какой! – покачал головой Автор.
- Способность иронизировать – это положительное качество. Только всякое качество положительно до той степени, пока оно в меру. И юношеский максимализм, извините, вам уже не к лицу. Тьфу!... Тьфу!– Читатель выплюнул оставшиеся во рту чаинки. – «Не хочу в нишу». Дурак! – пробурчал он себе под нос. И повернувшись к собеседнику, продолжил: - До вас были миллионы таких как вы, малых и великих, и после вас будут. Вы знаете, как они жили, как умирали, и самое главное: что они пытались донести и что после них осталось. Да, существующий миропорядок несовершенен, омерзителен и тяжел. Но вы не можете его отвергнуть, как воздух, которым дышите, и поэтому вы задались целью его изменить. Изменить старым проверенным способом – отрубить руку, чтобы яд не достиг мозга, или распять единственного сына, во спасение всех остальных…
- Вам известен более гуманный способ? – перебил Автор.
- Он известен и вам.
Автор посмотрел Читателю в глаза. - Нельзя так…
- Почему?
- Не знаю. Нельзя и все.
- Скажите правду, – Читатель потер лицо руками, – не можете или не хотите?
- Не то… Не то вы говорите! Конечно же хочу и могу… Но не хочу и не могу таким способом!
- Каким способом?! – закричал Читатель. – Скажите, каким?!
- Насильственным.
- Да плевать человеку на способ! Человек хочет цели! Понимаете?! Он хочет быть счастливым! Просто счастливым! Кто воспримет счастье как насилие? Насилие для людей – их несчастье. Вот, что для них насилие.
- Знаете, - после некоторой паузы произнес Автор, - мне этой ночью снился странный… страшный сон. Я сидел за последней партой в каком-то пустом классе. У меня в руке был пистолет. А впереди на учительском столе стоял глобус. Он был повернут ко мне двумя Америками и Атлантическим океаном. Я не понимал: где я, кто я, что со мной происходит, мне было страшно, больно, мне было невыносимо всё!… Я прицелился и выстрелил. Потом наступила тишина. Я видел черную дырочку в глобусе – пуля вошла прямо в Бермудский треугольник. Некоторое время я так и сидел, уставившись в дыру в Саргассовом море. И вдруг в голове моей мелькнула мысль… Я вскочил и подбежал к столу. Осторожно коснулся земного шара пальцами и повернул глобус… - он запнулся и тут же продолжил. - Пуля вышла из горы… Голгофа.
Автор сглотнул и неуверенно перевел свой взгляд на Читателя. Тот сидел на ступеньках перед дверью подъезда и напряженно смотрел на него. Вдруг он вскочил, взял Автора за плечи и спросил:
- Где живет ваш друг?
- Там, - растерянно махнул головой Автор куда-то влево.
- Прекрасно! Пойдемте! – Читатель схватил Автора за руку и повлек за собой.
- Куда? Да куда вы меня тащите? – наконец опомнившись, Автор попытался высвободиться.
- Как, куда? – остановился Читатель. – Вы же сами только что говорили, что приятель ваш здесь, неподалеку… Так ведь?
- Так.
- Ну?..
- А… Н-ну… да. Да. Конечно. Идемте. Как раз сейчас, мне кажется, он должен быть дома. Он уж точно не станет поить нас этой мерзостью! – Автор выплеснул на ходу оставшийся в кружке чай, и они оба зашагали вниз по улице, заложив руки в карманы и, то и дело, спотыкаясь о выбитый булыжник.




III

- Это здесь, – показал Автор на темный подъезд старого, настолько старого, что уже начавшего разрушаться дома. Они вошли. В подъезде было, хоть глаз выколи, темно, сыро и невыносимо дурно пахло. Придерживаясь за железные прутья, (все, что осталось от перил), они на ощупь добрались до последнего этажа. Хотя снаружи дом и выглядел трехэтажным, им показалось, что они поднялись на небоскреб. Рубашки были мокрыми от пота, ноги отяжелели, мучила отдышка. Теперь они стояли перед какой-то некаменной преградой. По всей видимости, это была дверь. Она вдруг со скрипом распахнулась, и море света хлынуло в глаза, уже привыкшие к темноте. С минуту Читатель и Автор так и оставались стоять на пороге, жмурясь и прикрывая глаза руками. Откуда-то из квартиры доносился звук текущей из крана воды. Автор первым переступил через порог и заглянул в комнату, широкий дверной проем которой располагался прямо напротив входной двери. Комната была ярко освещена вечерним солнцем. Огромное, на всю стену окно, выходило на пустырь. В комнате никого не было. На полу валялись несколько растоптанных окурков, а на стене висело круглое разбитое зеркало.
- Что-то случилось? – вошел в комнату Читатель и остановился, увидев зеркало. – Где мы? – настороженно спросил он.
Автор ничего не ответил.
- Зеркало… - подошел к стене Читатель. - Это… - показал он пальцем на разбитое зеркало. - Это то самое?..
Автор молчал. Он стоял посреди комнаты, задумчиво осматриваясь по сторонам. В комнате были картины. Одни висели на стенах, другие стояли по углам, на полу, у развернутого к окну мольберта, валялись листы ватмана – это были рисунки и просто чистые листы. Автор подошел к мольберту и заглянул: четыре белых уголка приклеенные в два ряда клейкой лентой – это, видимо, все, что осталось от натянутого листа бумаги. Лист был сорван. По местам разрыва Автор определил почему-то, что лист был сорван в момент отчаяния. Почему отчаяния, почему не какого-нибудь другого сильного эмоционального переживания, например, злости, он не знал. - Нет, - стал рассуждать он, - нет, у злости края топорщились бы, у нетерпения были бы неровными, чувствовалось бы, что каждый край отрывался спешно, но бережно, по очереди.… Здесь же лист будто срезан, так сорван, сорван одним рывком. Да, это больше всего похоже на отчаяние. Что же там было нарисовано? Да может ничего! Может, этот лист просто попался под горячую руку. Если так, то он должен где-то здесь валяться, если его, конечно, не выбросили... Хотя, нет! Нет. Сорван – как срезан. Значит не случаный пострадавший. Значит он и виновник всего. Источник отчаянья. Что же на нем было изображено? Что могло породить такое глубокое отчаянье? Любовь? Несчастная любовь? Портрет? Но разве может этот лик быть источником отчаянья? Да всего, чего угодно, но только не отчаянья! Что же?! Что же?! – Автор соединил ладони, крепко сцепив пальцы. Опустил голову к рукам, закрыл глаза, обхватил ладонями лоб, снова сомкнул ладони…: - Отчаянье! Отчаянье! Злость! Радость! Ненависть! Любовь! Талланты расстраченные напрасно, впустую, никого не сгубившие, никого не спасшие, зарытые в землю. Отчаянье! Почему же не говоришь со мной? Почему покинул?.. Да… да, это отчаянье. Безликое. Невоплощенное. Пустой лист. Ни штриха, ни точки, ничего, пустой лист бумаги. И этот пустой лист содержит все. Всю бесчисленность ликов. И среди них это лицо, глаза… Вот оно непроявленное состояние космоса – пустой лист. Все, заключенное в ничто. А тебе почему-то нужно, очень нужно (!) из этого ничто сотворить нечто. Просто вытянуть из плоскости листа бумаги одну из уже заложенных в нем форм. Но ты не можешь это сделать. Локти кусаешь, а сделать это не можешь. Кисти ломаешь, на колени падаешь.., часами, днями, неделями, месяцами,.. годами (!) терзаешься, уставившись в пустоту, кишащую невоплощенными идеями! Почему?! Почему не говоришь со мной?! Почему покинул?!..
- Мне кажется, там кто-то есть, - прервал авторский монолог настороженный голос Читателя. Он показал пальцем в коридор. Автору понадобилось время, чтобы придти в себя. Недовольно нахмурив брови, он прислушался: с шумом льющейся из крана воды доносилось какое-то бормотание.
- Слышите? - прошептал Читатель.
- Да…
Автор вышел из комнаты, Читатель следом за ним. Звуки доносились из ванной. Дверь в нее была закрыта. Автор осторожно коснулся дверной ручки.
- Может, постучать? - остановил его Читатель.
Ничего ему не ответив, Автор медленно приоткрыл дверь и просунул внутрь голову: возле умывальника перед зеркалом стоял человек в зеленом медицинском костюме. Одной рукой он опирался на умывальник, держа в ней при этом бутылку водки, другой - поднимал за шкирку большого белого кота. Доктор тыкал его мордой в стекло. Покачиваясь, всхрюкивая и хихикая (и, что очевидно, получая редкое удовольствие от ударившего в голову остроумия), он говорил: «Вот, смотри!… примерно так ты выглядишь…». Пушистая тварь не могла вырваться, она только хрипела широко растянутой пастью и упиралась в зеркало вытянутыми, напряженно вздрагивающими передними лапами.
- День добрый, - вкрадчиво произнес Автор.
Доктор вздрогнул, выронив из одной руки бутылку, из другой – кота, и замер, уставившись в зеркало. Бутылка с оглушительным звоном разбилась о кафель, кот вылетел пулей, просвистев между ног Автора, и напугал стоявшего у него за спиной Читателя. 
- Тьфу ты, черт! – отскочил тот. – Что там происходит? – и стал протискиваться в ванную.
- Вы кто? – испуганно обернулся Доктор. – Как вы сюда попали? 
Автор и Читатель молчали. Они стояли на пороге и с любопытством смотрели на него.  
- Кто вы? – заволновался Доктор и начал что-то нащупывать рукой сзади на умывальнике. Но там ничего не оказалось. – Что вам нужно? – закричал он. 
- Вы верите в прощение? – спросил его Автор.
- Что вам от меня нужно? 
Автор молчал. Читатель с недоумением переводил взгляд с него на Доктора и обратно. Шумела льющаяся из крана вода.
Вдруг Доктор рванулся к двери. Читатель и Автор расступились, при этом Автор подставил Доктору подножку, и тот с грохотом упал на пол. Затем Автор подошел к нему, и, глядя на него сверху вниз, улыбнулся и протянул руку: - Ну, может быть, в таком случае вы исповедуете возмездие?
Доктор дернулся, попытавшись встать, но Автор ударил его ногой в бок, потом в спину и еще раз в бок, затем наступил ему на спину и, придавив к полу, взволнованно сказал: - Что вы делаете?! Ни в коем случае! У вас сломаны два ребра и трещина в позвоночнике! Вам нельзя делать резких движений, а тем более, вставать на ноги.
- За что?! – содрогаясь от боли, Доктор приподнял голову. - У меня ничего нет! – с усилием выговорил он. – Деньги?.. В кошельке в брюках…
- Сколько? – заинтересовался Автор.
Доктор ничего не ответил.
Автор стоял над ним молча, трепанируя взглядом его круглый череп. Черные коротко стриженные волосы на затылке взмокли… 
- Не знаю!.. Пятьсот… семьсот.…  
- Мало, - скорбно произнес Автор. В лайковой темно-коричневой коже его куртки взвизгнула невидимая молния, и перед глазами Дока застыла рука. Она выросла из пустоты и заканчивалась маленьким черным отверстием смерти, направленным прямо ему в лицо.
Слова возникли сами по себе:
- В аптечке… в ванной…
- Сколько? – спросил голос.
- …Тридцать штук… баксов.
- Сколько?! – переспросил Автор.
- Тридцать тысяч, - прохрипел Док, откашливаясь кровью.
- Шутишь? – Автор ударил Дока ногой в живот. Тот, перекувыркнувшись, грохнулся на спину и заорал, судорожно поджимая и выпрямляя ноги.
- Вот это мне нравится! – весело подскочил Читатель к Доку и присел перед ним на корточках. Он даже наклонил голову, жадно всматриваясь в искаженное болью и страхом человеческое лицо: – Вот это – жизнь! А то какие-то цацки-пецки, горы, треугольники.… Вот это – правда!
- Хуже, господин Читатель! Хуже! Это не правда, это – истина. – Автор присел на освободившийся стул, достал из заднего кармана джинсов пачку «Мальборо» и с наслаждением закурил. – Да, - продолжил он, - этот мир устроен по Дарвину, по старине Дарвину, черт бы его побрал! Но все же заблуждение утверждать, будто этот мир нельзя изменить. Мир и сам меняется. Незаметно, очень медленно, всегда болезненно, но меняется. И не только физически и интеллектуально, но… духовно! Да-да! Вы, конечно, сейчас смеетесь… Просто вы этого пока еще не замечаете… возможно в силу уверенности в том, что мир уже сложился… Но здесь вы заблуждаетесь: нет ничего сложившегося, все находится в процессе зарождения, становления и разрушения. Я знаю, что вас смущает этот навязчивый образ… Я разделяю ваше смущение и подтверждаю подлинность этого образа. Да, человечество – это белка бегущая внутри колеса. Все мироздание – белка бегущая внутри колеса! Белке не выскочить из колеса… никогда! Потому что за пределами колеса не существует понятия белки, там вообще ничто не может существовать. Все, что доступно людям – это колесо и путь в духе. Вам внушили, что вы конченые, а я вам говорю, что все меняется. Расширяется сознание. Формируется разум…
- Вот это точно! – ухмыльнулся Читатель. – Разум у некоторых еще не вполне оформился.
- А ведь можно все! – воскликнул Автор, широко разводя руками. – Можно, к примеру, изменить цвет кожи, цвет неба, программу ДНК, траекторию вращения планеты… 
- Суки!.. – заскулил в углу Док.
- Да заткнись ты…! – Читатель ударил доктора ботинком в зубы. Тот взвыл еще неистовей. Автор облокотился на колени и закрыл руками лицо.
Когда Доктор успокоился, Автор раздвинул пальцы левой руки и, глядя на него одним глазом, процедил сквозь зубы: - Где Рита?
Доктор молчал.
- Продолжайте, - вздохнул Автор и сдвинул пальцы.
- Я не знаю! – закричал Док. – Я, правда, не знаю! Она ушла!
- Ах, вот оно что! – едко заулыбался, прищуривая глаза, Читатель. – Так это ты… - Читатель неторопливо подступил к Доку, приподнял его за ворот рубашки и, размахнувшись, что было дури, ударил его кулаком в лицо. Потом еще раз. И еще. 
- Где она? – лупил его Читатель. – Куда ушла? Говори, урод! Куда ушла? Говори!.. – схватил Дока за шею, грозя задушить, Читатель. – Ну!.. – прохрипел он, запыхавшись.
- Не знаю я ничего! – зарычал, брызгая кровью Док. – Она ушла от меня! К другому! Не знаю, где она! Не знаю! Не бейте меня! Ничего я не знаю!
- Сейчас же прекратите! – поднялся со стула Автор. – Это не метод! Что вы делаете?! – рассержено закричал он на Читателя, у которого от неожиданности отвисла челюсть и округлились глаза. – Я вас спрашиваю, что вы делаете? – подошел к нему Автор. – Вы что, озверели?! Вы посмотрите, что вы с ним сделали! Посмотрите на его костюм! Немедленно! Немедленно включайте утюг. Нет! Сначала наполните ванну. Нет! - поднял он вверх указательный палец и задумался, - Наоборот! Да, - забормотал он, махая перед своим носом указательным пальцем и выстраивая в мозгу порядок действий: сначала огонь, потом вода, потом… - Вы что, оглохли?! – посмотрел он на Читателя.
- Может, не стоит?.. - замялся тот.
- Вы испугались, - без всякой интонации произнес Автор.
Читатель молчал, в оцепенении уставившись ему в глаза. 
- Пойду, поищу скотч, - отвел взгляд Автор.
- На помощь! Помогите! Убивают! – во всю глотку заорал Доктор.
Читатель бросился затыкать ему рот.
- Оставьте, - махнул рукой Автор, направляясь в комнату, - его никто не слышит. Этот дом пуст! - прокричал он уже из комнаты. – В нем никто не живет!
- Зачем вам тогда скотч? – последовал за ним Читатель.
- Заклеить вам рот, чтобы вы не задавали риторических вопросов. – Автор остановился у разбросанных на полу рисунков.
- Не понял, - изменил тон Читатель.
- Я сам уже давно ничего не понимаю, - устало произнес Автор и отвернулся к окну. «Геометрия обветренной парусины…» - медленно подумал он и усмехнулся про себя: «…в космосе его глаз».

Из кухни послышался грохот падающей посуды. Читатель бросился на кухню. Док лежал на полу у окна. Он пытался высвободиться из-под обрушившегося на него шкафчика с посудой, но у него никак не получалось.
- Свяжите его чем-нибудь, - вошел в кухню Автор. – А я пока кофе сварю. 
Автор наклонился и поднял с пола турку, затем открыл дверцу, достал баночку молотых зерен и сахарницу. - Вы любите сладкий? – обернулся он к Читателю.
- Предпочитаю, - передразнил его спокойный тон Читатель. – Ну, что? – посмотрел он на лежащего на полу Дока.
- Нет! – стал отползать Док, - Нет!
- Сам не люблю, - развел руками Читатель. – Вот Автор! – показал он, кивая головой на того. – К нему все претензии. Как Автор прописал, так и…
- Не подходи! – угрожающе зарычал Док.
- Знаем-знаем: в правой руке у вас нож. Только, видите ли, он вам ничем не поможет - заговорил Автор, меланхолически насыпая кофе серебряной ложечкой в стоящую на плите турку. – Здесь никто не умрет. Мне не нужна ничья смерть. В том числе и ваша. Кто вы?! Не более чем клетка, пораженная вирусом. И таких, как вы, в этом организме слишком много, чтобы уничтожить вас без риска для целого. Да вы ли вообще источник зла? Может вы всего лишь его носитель. И вам самим тяжела ваша ноша. Ах, бедный! – скривился Автор. - Как вы страдаете! Как страдаете! Верьте мне! Знаю! Все знаю! Нет! Нет, я принес не меч..., но гораздо страшнее. 
- А вот он принес обычный меч, - рассмеялся Читатель, - и ваша смерть стала целью его жизни.
- А… Он не может хотя бы попытаться … простить.
- Нет, конечно! – возмутился Читатель. – Он ведь в своем уме, а не в вашем! К тому же, если вы уже забыли, то он не забудет никогда этой боли, страха и унижения, которые вы ему причинили. Может, у него и не хватит смелости, безумия, или просто жестокости вас убить… Но он никогда вам этого не сможет простить. Он всего лишь человек…
- А все-таки, - Автор принялся медленно помешивать кипящий в турке кофе, – вы ведь так и не ответили на мой вопрос: Вы, верите?.. Ну, надо же! Чуть не забыл. Соль! Где тут у вас соль?
- Хватит! – Доктор отшвырнул большой кухонный нож, который прятал, сжимая в руке, под упавшей на него этажеркой. – Она в больнице.
Автор на секунду перестал мешать кофе, но тут же снова закружил ложечкой по черной гуще.
- Она з…заболела. Она больна! – Закричал Док.
- Ты убил ее? – присел перед ним на корточки Читатель, напряженно всматриваясь в глаза. – Отвечай!
- Нет! – выкрикнул Док. – Я же говорю, она в больнице!
- Что ты с ней сделал?
- Ничего! Она свихнулась!
- То есть?.. – после некоторой паузы произнес Читатель.
- Крыша съехала! Мозгами тронулась! Сошла с ума! Что еще?!
Читатель повернул голову и уставился на Автора: - Ничего не понимаю! Бред какой-то!
- Ну почему бред? – с нескрываемым раздражением в голосе заговорил Автор, продолжая медленно помешивать кипящий в турке кофе. – Вы еще ничего толком не знаете, а уже говорите бред!
- Так откуда мне знать, если вы ничего толком не рассказываете, все что-то скрываете, недоговариваете?
- Всему свое время. А пережеванное безвкусно.
- А может, вы просто жевать не можете? Скажем, зубов маловато или кусок не по зубам? А?
- А вы зауряднее, чем я думал.
- Да?! А в чем ваша оригинальность?
- Ну, все! Началось! Слово за слово, хреном по столу! Найдите лучше чашки для кофе и нарежьте лимон. Доктор угощает нас коньяком, и мы не смеем ему отказать в этом маленьком удовольствии. Впрочем, если вас что-нибудь не устраивает, я вас не задерживаю. 
Вы еще здесь? 




IV

- Когда я услышала это, у меня все внутри оборвалось. Мне стало плохо. Мне захотелось присесть. Потом мне захотелось бежать. Я не знала куда. Но нужно было что-то сделать. Какая-то тяжесть навалилась на меня и давила. Я, с трудом переставляя ноги, вышла на улицу. Я стояла на крыльце. Вниз спускались ступени. Утратившие смысл хождения вверх-вниз ступени. У меня было такое состояние, будто я неделю «двигалась», а теперь стою на краю света в самом центре мира и курю. И все! Все остальное – абсурд. Абсурд, который можно толковать насколько хватит фантазии. Но, что от этого реально изменится?.. – Рита замолчала, взяла бутылку со столика, судорожно отхлебнула пиво, поставила бутылку обратно и невидящими, застланными пеленой навернувшихся слез...
- Умоляю тебя! – вдруг бросилась она на колени перед Автором, сидевшим в кресле. – Не надо мне ничего! Пусть все так и остается! Пусть ничего вообще больше не будет! Пусть мне будет плохо! Пусть будет, как ты хочешь! Только спаси Его! Прошу тебя! Спаси Его! Спаси! Прости меня! Услышь меня! Умоляю! Прости Его! Пусть никогда!.. Пусть никогда я Его больше не увижу! Но только не мучай Его! Пощади!
Рита застыла на коленях, рыдая и простирая руки к Автору.
Он сидел и смотрел на нее всевидящими и всепрощающими глазами. Он молчал.
Рита опустила руки, медленно поднялась, пошатываясь, подошла к кровати и рухнула.
Она лежала на боку, заложив руки под голову, и смотрела на него. Она смотрела ему в глаза. Она видела все и ничего, кроме этих глаз. Его лицо казалось ей красивым. Лоб, нос, подбородок, шея… - все казалось ей гениальным в своем несовершенстве. - А что такое совершенство? - думала она. Правильность… красота форм? Но если это не достает до сердца? Твой вкус? Но если другие находят его непривлекательным? Вот эта бутылка пива, она совершенна потому, что не вызывает никаких неудобств. Если ее поставить, она не падает. Если ее крепко сжать в руке, она не лопнет и не станет протекать. Она совершенна. Человек, без ног передвигающийся по вагону метро, несовершенен. Отсутствие конечностей доставляет ему неудобства и страдания от этих неудобств. Он знает о своей неполноценности, знает, что все об этом знают, и все знают, что он знает. А вот Венера Милосская совершенна для всех и как-то без комментариев. В принципе, зачем ей руки? Стирать не надо, готовить... Стоит себе в музее.… 
- Зачем? – посмотрела Рита на Автора, - К чему все это, ты хоть можешь сказать? Ты ведь должен знать, зачем! Иначе.… Иначе просто смешно… глупо… бессмысленно. Как рыба об лед – изо дня в день. Изо дня в день. И кажется: вот, завтра!.. Но наступает завтра, и проходит завтра так же мучительно, как и вчера. И ничего. Ничего! Зачем? Бред какой-то! Бред! – Рита встала с кровати, походила взад-вперед по комнате и уселась в углу возле окна. 
Она сидела, покачиваясь, обхватив руками колени. Рядом с ней на полу валялись ее рисунки. Стоял мольберт. Пустой белый лист ватмана был приклеен за уголки скотчем. Она смотрела на этот лист. Как давно она на этом листе ничего не видела. Но все же не переставала думать, думать. Упорно. Отчаянно. - Странно, - думала она, – это странно. Он столько лет не выходит у меня из головы. Нет и дня, чтобы образ его не всплыл у меня перед глазами. И за все это время Он мне ни разу не приснился. Мы ни разу не встретились с Ним Там. Почему? Что это может означать? И почему до сих пор я во что-то верю, уже даже не надеюсь, а все равно верю? Я верю в то, что такое не может пройти бесследно. Слишком сильное, слишком странное это для того, чтобы просто так исчезнуть. Я слишком дорого за это заплатила, чтобы оставить все, как есть. И я не успокоюсь, пока не найду ответ! И никому покоя не дам! Я должна понять, умом понять или сердцем постигнуть. Ничего в судьбе не дается зря: счастье для наслаждения, несчастье для осмысления. А-а-ай, как хорошо я сейчас говорю, как чисто, верно мыслю, будто на путь праведный себя благославляю и забыла совсем, что от благославения до проклятия у меня шаг один, случай или «неслучай», то есть когда ты чего-то ждешь, а это не происходит, долго ждешь и все не случается, очень (!) ждешь,.. всем сердцем, жизнью – за случай!... но жизнь продолжается, продолжается, продолжается..., и какие только монологи в отупевший от боли мозг не лезут! Вот, к примеру: - Не-ет! Не-ет! Здесь что-то не так! Что-то происходит. Но что – я не могу понять…? Не могу! – обхватив голову руками. А затем… - А может… Может, мне показалось. И на самом деле Он уже давно и забыл о моем существовании. Может, Он и вспоминал меня только при встрече, а я что-то себе нафантазировала загадочное. Хм… Да!.. Человека всегда влекло загадочное! Всегда ему хотелось придать какой-нибудь мало-мальский смысл этой тупой, поработившей его обыденности. Одухотворить эту визжащую от боли и удовольствия материальность! И если ничего между нами так и не случилось, не произошло, может все-таки глупо терзаться догадками и спрашивать: «Что это было?», если ничего не было. Может, в таком случае было бы достойнее побороть страх реализма и ответить на прямой вопрос прямо. Не знаю! – выкрикнула Рита и будто испугавшись своего голоса закрыла рот рукой. – Вырвалось! – промычала она, не отрывая пальцы от губ. – Само собой вырвалось. Так не хотелось мне отвечать, как задумала, что я мол влюбилась, а в меня – нет, вот и все, что было. И клянусь, не из страха признать правду!.. это был абсолютно противоположный страх – страх солгать. Но в действительности ли абсолютно противоположный? Ведь если приметить, что противоположное есть ни что иное, как отражение в зеркале… У-у-у! – Рита рассмеялась, затем ее лицо сделалось серьезным. - Главное чтобы свет, тот, что внутри тебя, не погас. С ним не страшно. С ним ничто навредить тебе не в силах. А тем, кто света в себе не несет или слаб их свет, лучше бы не ходить над бездной. И бросаться с головой туда – это не для смертных. Голова, как доказала история, предмет непрочный, а все, что внутри нее и того ненадежней, вообще неизвестно по какому принципу устроено. А вот мир наш, и ни для кого это не секрет, устроен по Дарвину… Чарльзу Дарвину. Возможно, последующий мир будет совершеннее нашего, он будет более духовным и оттого менее подверженным страданию. Может, он будет как новая, усовершенствованная версия компьютерной программы. Все прекрасное, созданное в старой версии, перейдет для доработки в новую, все неудачное удалится. В конце концов, то, что на человеческом уровне восприятия называется жестокостью, на другом – есть не более, чем естественный процесс. Это как травить тараканов, или отчаявшись, скомкать и швырнуть в угол неудавшийся рисунок. Этот рисунок, с одной стороны всего лишь лист бумаги, но с другой – это не реализовавшаяся часть тебя самого. Ты избавился от нее, а она (она ведь живая), может, лежит на полу и страдает. Страдает от того, что у тебя не получилось сделать ее такой, как ты хотел. Может, не все продумал ты, творя по образу и подобию, а может, как раз по образу и подобию ты и сотворил... Кто знает?! Но вот он, наш мир. Мир борьбы за право быть в мире. Мир противостояния всему миру. Мир смехотворных и приводящих в ужас противоречий. Мир раскола на мужчину и женщину. На дух и плоть. На добро и зло. Я знаю, мир – это разбитое зеркало. Все мы – осколки, даже если и найденные друг другом, все равно не способные отразить нечто Великое… Я знаю, что когда-нибудь будет сотворен памятник Человеку. По своему смысловому содержанию он будет напоминать памятник собаке Павлова…
Рита усмехнулась, сладко зевнула и повернулась к стене.

- Ну и что это было? – спросил Читатель. Он сидел на стуле в углу и все это время, не шелохнувшись, затаив дыхание, наблюдал за происходящим в комнате.
- Моя слабость, – не отводя глаз от Риты, ответил Автор.
- В смысле?
- В прямом.
- Вы решили надо мной посмеяться, да? Сделать тонкий намек на мою… непритязательность?! Ну, допустим… - Читатель откинулся на спинку стула. -Предположим, у вас это получилось. И что?! Это и есть ваша цель? Или же все-таки вы что-то еще(!) хотели этим сказать?
- Не более, чем я уже сказал. – ответил Автор, резко встал и подошел к окну. Некоторое время он стоял молча спиной к Читателю. Скрестив руки на груди, он смотрел в окно. Затем достал из кармана джинсов пачку сигарет и, рассматривая ее в руке, спросил:
- Вы курите?
- Мда-а… - вздохнул Читатель, потирая лоб, - тяжела шапка Мономаха.
- О-о! – воскликнул Автор, чиркая зажигалкой. - А сапоги какие тяжелые!
- Что?
- Сапоги.
С минуту Читатель смотрел на Автора, который продолжал стоять к нему спиной. Автор курил медленно, задумчиво затягиваясь и тяжело выпуская дым. Читатель поднялся со стула и вышел в коридор.
Он вернулся с бутылкой коньяка и двумя бокалами.
- У вас есть дети? – спросил он, наполняя второй бокал.
- Смотря сколько вам нужно.
Читатель остановился и посмотрел на Автора: 
- Что, сколько мне нужно?.. Мне ничего от вас не