Поэзия
- Подробности
- Категория: Виктория Шпак
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2042
Николай Заболоцкий у меня на кухне
Свободное мытье посуд –
Какая сцена!
Тарелки празднично плывут
Поющей пеной.
И чайник, кухни добрый гений,
Ждет очищения мгновений.
Передник зависть запахнул –
Узнайте, локти,
В какой он пустится загул
На повороте!
А мойка, бандерша для чашек,
Их лижет,словно на продажу.
Здесь электронная стиралка
Урчит в испуге,
И ей уже совсем не жалко
Сил центрифуги,
Которая, кружась бесшумно,
Старается казаться умной.
Компьютер в комнате басит
Перезагрузкой.
Вот руки вытру – и в транзит:
Курсор на «Пуске»!
Вернусь, изныли от жары
В микроволновке осетры.
Конец тысячелетия,
Миллениум!
Покончили со сплетнями
Келейными.
За занавесками с танцующими клетками
Не испугать меня былыми пятилетками!
Сравнение трёх портретов
( автопортрет В.Хлебникова, «Последнее слово «Да» П.Митурича
и «Портрет Блока» С. Городецкого)
Протру портреты:
зияние звуков
и «Последнее «Да»,
угаданные моменты
муки –
отъездившие поезда.
Кудрявый рот,
длинные нити
будущих бед,
как маяковское «нате!»,
нежной грубости след.
Война изначально
мячом отмечала:
Мава, труп, вещь.
В Галиции нет таких
или мало,-
молча слушай и ешь.
Немцы согласных
в счёт не берут –
«пи-э-э-о» поют вокализом.
Оружие – для труса кнут
и для блюдолизов…
Но те, что для опытов
брали портреты
Блока и Велимира,
побледнеют до шёпота,
растеряются,
как мелкая монета,
расширят глаза,
как планета,
совмещая и сливая воедино
кумиров.
Тропы
Если ты моя литофания,
я тогда уж твоя литота…
Понемногу созданьем здания
заполняешь мои пустоты.
Заполняешься-отстраняешься,
ежедневность моя пустая.
Я сильна, как смерть в Феофании,
незаметно по меткам растаю,
расставаясь (ничто не вечно),
отрываясь почти беспечно
и без боли, но бесконечно
отравляя своё ожидание.
Ожидание троп извивистых
на дорогах, конечно, крымских,
словно руки, канатных, жилистых,
по рожденью узбекских, аимских.
А по жизни, знать, просто киевских, -
по обрывам сползают пресные.
Там глаза вырывают выемки,
словно бы похвалы чудесные,
замечаешь? Не поддавайся же
этим тайным обманам памяти,
и ведической светлой свастикой
отведи в себе стебель замяти...
Это просто могилы времени,
просто тропы стихов замеченных.
Если ими числить под вечер нам
боль в висках или выше, в темени…
***
Я наступила на горло рождественской песне:
песня теперь и седая, и с дыркой в башке.
Из позабытых, что дедушке пели, чудесных.
Я так порывисто, прямо в едином носке
к «Рёнишу» нашему плотно садилась, спешила,
даже в гармонии лажу играла порой,
чтобы ему было с нами уютно и было
чем-то гордиться. Но хор был, понятно, сырой.
Сколько зато излучалось тепла и терпенья,
как же ребячьи врезались в покой голоса
той высотой и свободой небесного пенья,
силе которого вовсе не нужен пассаж…
Это ушло навсегда. Даже память не мучит.
Лишь отголоски на связках и звуки в мозгу.
Жить нужно нынешним, это и проще, и круче,
и позитивнее. Только я так не могу…
Рэп-над
Наде
жда...
она улетает к тебе
но пре
жде
она совершает побег
звонок
на
рабочий мобильный ко мне
волок
на
волшебное тянут во сне
стяни
те
весь мир на пустыне одной
на ни
ти
невидимой стала женой
под ви
дом
литейного цеха стиха
подвиг
ну
на солнце набросить меха
орга
ном
в колодцах дозревшей земли
на стран
ном
наречии их нарекли
на се
мя
накинули сотни оков
в поэ
ме
отклеились сто языков
поспе
ешь
за ними бежать и бежать
посме
ешь
меж ними бессвязно шептать
бессвязно шептать
бессвязно шептать
шеп
та-а- а-ть...
Як насіла на тебе хмара...
Як насіла на тебе хмара,
а вже ти її й не здирав,
і не бачив залітних заграв:
по життю я тобі не пара...
Ти не парубок, то й не пара я,–
поринаєш по самі вінця,
ой, не пара я, просто парія,
відчуваєш? Аж до мізинця.
А на ньому перстеник місячний
чоловіка мого незбувного,
незабутого-непересічного,
аби ти його... не забув... його...
Як колиску тобі я ладила
усі роки від його втечі,
щоб дібрати латаття злагоди
або стріти когось надвечір...
Бач, не стрілося, бач, не здибалось,
колисаночкою тужила
та гляділа за Дніпр на Видиби,
довго-довго усе гляділа.
Поріділо волосся пасмами,
ти не парубок, я не кралечка...
І душа моя передчасними
почуттями стреножена змалеч
Меченые
- Открыта я. Боюсь, чтоб не спугнули.
И вены на ладони правой – «АН»...
Ты за рулём, как президент, и пулей –
сюда. Ну, что же я, волнуюсь ли, блефую, –
тебе давно приказ на запад дан.
- Мария, не твои ли злые шутки
(а ты же знаешь правду не шутя)
заснуть мне не давали ни минутки,
фольклорные рождали прибаутки
под распустившийся букет дождя.
- Но я и не могла иначе, будет
с меня на ваши земли насылать
ветра, дожди, драконов и простуды...
Но звон (мне померещилось?) посуды
в твоей квартире должен дозвучать.
- Ты спятила, зачем я крылья ладил
и солнце правым глазом отпускал,
когда уже пропеллер был на складе,
и лишний шекель я в карманчик Наде
по старой памяти советской опускал.
- Да это я сквозь сон. Мне снится Райнер...
Марининой спирали окоём...
Он, говорят, до встречи с ней был ранен.
Нет, полный бред. Он мучился ногами.
А с ней не встретился. Им было не вдвоём.
- Уже лечу. Четыре километра.
Я слишком набираю высоту.
Ты поняла. Я этого момента,
ей-ей, ни капелечки сантимента,
с рожденья ждал, как тайную мечту.
- Благославляю молча. Взмыл? Я рядом.
Ты чувствуешь? А нам с тобой - вдвоём.
Смотри в иллюминатор правым взглядом:
я запаслась блистательным нарядом.
Ну, вот и проскочили окоём.