Портрет

Портрет

ПОРТРЕТ


            Полина Григорьевна встала поздно, плохо себя чувствовала. Вечером шел фильм про войну. Посмотрела, расстроилась и долго не могла уснуть.

Фильм ей не понравился. Вроде показывают про то время, но говорят по-другому, одеты по-другому. Не так они смотрели друг на друга, не так выражали чувства. Раньше кино про войну какое было? За душу брало. Режиссер все так продумает, актеры сыграют, словно ты в том окаянном времени оказался. Редко стали показывать хорошие фильмы. Конечно, столько лет уже миновало.

Полина Григорьевна несколько раз порывалась отключить телевизор, но, пока титры не заспешили по экрану, так и не отошла от него. Досмотрела. Когда же главного героя из фашистского плена прямиком отправили в сталинский лагерь, расплакалась. Вот и объяснение сегодняшнему недомоганию.

Она позавтракала. Чай с черным хлебом и двумя кусочками сыра. Был и творог, но, взглянув на него несколько раз, убрала в холодильник. Жилось ей нелегко. Конечно, если сравнивать с другими такими же пенсионерами, она барствовала. Льготы у нее. Доплата к пенсии. Но и с этими государственными выплатами жилось, ох, как не сладко. Но ничего, за долгую жизнь она привыкла экономить и жить вприглядку.

Тяжело ступая, хоть и была она худенькой, какой-то высохшей, протерла пыль. Многолетняя привычка, отказаться от которой она не могла и не хотела. Любила порядок, когда нигде ничего не набросано, когда посуда ровными рядами стоит на полках, так же аккуратно выстроены книги. Смахнула пыль с рамок портретов, висящих на стене. С первой фотографии на нее смотрела мама, с другой – улыбался папа. Дольше всего Полина Григорьевна задержалась около третьего портрета. Молодой мужчина в военной форме грустно заглядывал ей в глаза.

Во второй половине дня, когда она вновь поставила на плиту кипятить чайник – пора бы и обедать, но аппетита нет, застрекотал телефон. Без приветствия уставший незнакомый голос на другом конце телефонного провода спросил:

– Полина Григорьевна? Вы никуда сегодня не собираетесь? Это вас из совета ветеранов беспокоят. Вы, пожалуйста, никуда не уходите, к вам дети пошли.
            – Какие дети?

– Да из школы. С учительницей. Поздравлять будут.

– Меня? Поздравлять? С чем? – Полина Григорьевна посмотрела за окно. День рождения у нее зимой, на улице весна и восьмое марта уже прошло.

– Ну, как же!? – уставший голос удивился. – Девятое мая скоро. Вы у меня последняя в списке. Все. Никуда не уходите. – Голос с облегчением вздохнул, и Полина Григорьевна услышала сигнал прекращения разговора.

Как только она положила телефонную трубку, в дверь позвонили.
Три девочки и мальчик, лет десяти-двенадцати, робко смотрели на Полину Григорьевну. Молодая учительница, стоявшая за их спинами, тихо приказала:

– Оля, начинай.

Синеокая девочка с прямой длинной челкой улыбнулась и громко, как учили, сказала:
            – Уважаемая, Полина Григорьевна, ученики шестого «А» поздравляют вас с наступающим Днем Победы.

Чернобровый мальчик, не поднимая глаз на Полину Григорьевну, открыл рот, чтобы произнести заученные фразы, но испугано заморгал и низко опустил голову.
            «Забыл слова», – догадалась Полина Григорьевна.

Она ласково погладила мальчика по голове, от чего он стал пунцовым и так же ласково попросила:

– Проходите в дом, прошу вас. – Она посторонилась, пропуская гостей в квартиру.
            Дети неуверенно переминались с ноги на ногу. Учительница разрешила:
            – Заходите.

Неловкость длилась недолго. Чернобровый мальчик вспомнил слова, дети прочитали стихи и вручили Полине Григорьевне поздравительную открытку.

Когда гости собрались уходить, мальчик спросил:

– Где вы воевали? В каких войсках?

– Я не воевала, – тихо ответила Полина Григорьевна.

– Значит, вы труженик тыла? – высокая рыженькая в веснушках девочка гордо посмотрела на учительницу: вот, мол, я и такое знаю.

Учительница одобрительно кивнула.

– Нет, я не труженик тыла.

– А кто вы тогда? – наивно спросила Оля.

– Вдова.

Дети растерянно переглянулись. Учительница неловко заулыбалась и спросила:
            – Это ваш муж? – она указала глазами на висящий портрет.
Полина Григорьевна кивнула.

– Мы с Сережей в соседних подъездах жили. Учились в одной школе. Только он на два года старше меня.

– Его что? На войне убили? – спросила самая маленькая девочка из четверки ребят.
            Полина Григорьевна посмотрела на фотографию, муж грустно ответил ей взглядом.
            – Да.

Учительница осмотрела уютную, чистенькую квартиру, следов, что кто-то еще, кроме хозяйки, здесь живет, она не нашла. Не увидела она и других фотографий. Полина Григорьевна догадалась, что разыскивает эта молодая, симпатичная, когда-то и она такой была, учительница.

– Как родителей похоронила, так одна и живу. Папа недолго пожил после войны. Он тоже воевал, тяжело ранило его. Под Сталинградом. Потом под Берлином контузило. Мамы нет уже двадцать семь лет. Я одна живу, – спокойно повторила Полина Григорьевна.

– Одна, все время одна? – голос учительницы дрогнул, дети разом с тревогой посмотрели на нее.

Полина Григорьевна улыбнулась:

– Да, деточка. Одна. Замуж так и не вышла. Сережу ждала.
– Но война кончилась давным-давно? – в глазах учительницы читались удивление, боль, непонимание.

– Когда молодой была, Сережу ждала. Мы же с ним перед войной поженились. Его в армию в сороковом призвали. Он в отпуск приезжал весной сорок первого, мы и расписались. Свадьбу не играли, с родителями посидели немного – вот и вся свадьба. А потом, – Полина Григорьевна надрывно вздохнула, – война. Похоронки на него не было. Получила – пропал без вести. Разве можно было его не ждать?

Полина Григорьевна вопросительно посмотрела на учительницу, та опустила голову и невнятно произнесла:

– Да-да, конечно.

– Разные в то время случаи происходили. Бывало, похоронка на руках, а он живой возвращался. Одно слово – война. Нельзя, никак нельзя не ждать. Сейчас передача идет «Ищу тебя». Я ее всегда смотрю. Думаю, может, туда написать. Вдруг он откликнется.

Полина Григорьевна опять посмотрела на портрет мужа, он все так же безмолвно ответил ей.

Учительнице вдруг стало так грустно, она готова была зарыдать в голос, и, если бы не ученики, так бы и сделала, обняла бы Полину Григорьевну и заревела.
Полина Григорьевна уловила ее настроение.

– Ты, деточка, меня не жалей. Не надо. Ну, что мои хорошие, – она почти весело обратилась к детям, – поздравили бабушку с праздником, молодцы. Я вас тоже поздравляю с Победой. Большой это праздник. Всенародный.

– Полина Григорьевна, мы пойдем, – словно извиняясь, сказала учительница.
            – Спасибо, что пришли. Не забыли.

– Полина Григорьевна, вы к нам в школу приходите. У нас завтра линейка будет. Ветераны придут, и вы приходите. Девятого мая митинг будет большой. Приходите. Придете!?

Полина Григорьевна не ответила.


* * *


            В школу Полина Григорьевна не пошла.

Девятого мая встала рано. Протерла пыль. По-праздничному оделась и пошла к памятнику Неизвестному солдату. Пока никого не было, постояла, о чем-то подумала, положила цветы и вернулась домой. Белой скатертью накрыла стол. Достала из холодильника водку. Открыла. Приготовила закуски. Сняла со стены портрет мужа, поставила на стол, получилось, будто он сидит. Включила телевизор. Страна отмечала Победу парадом. Немного посмотрела и выключила. Налила водки в два лафитника, пригубила и сказала:

– Сереженька, с Днем Победы тебя, милый.

Вечером к ней зашла соседка.

...Портрет висел на старом месте, и с грустью смотрел на хозяйку.