Поэзия
- Подробности
- Категория: Ася Шевцова
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 1208
***
Я прошу растворимую грусть
в придорожном ларьке продавца.
«Если быстро растёшь, будто груздь,
в кузов лезь и езжай до конца.
Значит быстро, не морщась, испей
эту горькую жидкость до дна,
становясь всё грубей и грубей
от дорожного полотна.
Наступил на тебя новый день,
но не смог всё равно раздавить.
Потеплее надежду надень,
обрети привлекательный вид,
чтобы даже малейший упрёк
между строк никогда не пролез.
Ты сама — придорожный ларёк,
за которым лишь поле и лес.
Победи полосатый пунктир
холостых телеграфных столбов,
примирись с миром мирных квартир,
где смеются и пьют за любовь.
Пусть струится немеркнущий свет
от короткого даже словца» —
вместе с кофе он дал мне совет.
И у бога в лице продавца
я прошу и прошу одного:
в этом длинном пути сквозь тоску
чтоб ни камешка мне под ногой,
чтобы легче шагать по песку.
А потом я, конечно, упрусь,
буду всё до конца отрицать.
Я прошу: раствори мою грусть.
Раствори мою грусть до конца.
* * *
Так и заканчивается всяческая лафа.
Скоро наступит ядерная зима.
Сможешь её пережить или нет? Далеко не факт.
Так что давай потихоньку живи сама.
Ты же для этого более чем сильна.
Лечишься, как зверёк, семенами льна.
Мир утонул в бетоне, а не в цветах.
Дети цветов не собирают мирт,
волосы красят в ядерные цвета,
чтобы хоть так разукрасить наш серый мир.
Глаз, удивлённо открытый, слепит неон.
Профиль знакомый. Присмотришься — нет, не он.
Скоро всё станет вовсе белым-бело,
скоро наступит новый палеолит.
Всё, что терзало — отмучило, отбыло.
Странно так чувствовать: не болит.
Раньше казалось, что будет оно болеть
сотни, и тысячи, и миллионы лет.
Скоро придут недобрые холода,
снегом кислотным заменят кислотный дождь.
Я ещё молод, и ты ещё молода.
Это ведь то, чего ты так долго ждёшь:
под окончательный мира всего распад
просто улечься удобней и крепко спать.
Все наши сны теперь до конца честны,
все наши сны теперь только об одном:
ждать наступления очередной весны,
маково-красным лежать на снегу пятном,
ждать, когда стает весь ядерный белый снег
в самом хорошем и самом счастливом сне.
* * *
Чувствуя мир, и даже мигрень его,
которая станет сильнее поближе к вечеру,
банным листом прилипнешь к окну холодному
и открываешь свой город как будто заново.
Кажется всё однотонно-сиреневым,
когда отключают нам свет весь веером.
Стены во тьме белеют под стать исподнему,
так что тушите свет и опускайте занавес!
Всё как в святые голодные девяностые:
мы жмёмся друг к другу, радуясь даже малому.
Нас не пугают горе, невзгоды, бедствия,
пожар, наводнение, засуха, вирус ли.
Разнеся мироздание вплоть до остова,
греемся теми дровами, что наломали мы,
как-то не очень думая о последствиях.
Мы ведь в такой обстановке росли — и выросли!
Ведь хорошо: имеется даже ванная,
в ванной имеется даже вода горячая.
Разве что громко позвякивать стеклотарою
с нашей гордыней мы ещё не приучены.
Это не жизнь, а гонка на выживание,
где побеждают сильные, злые, зрячие.
Так и бывает: растили как пролетария,
а получился внезапно поэт и мученик.
Вот и звени, будто струна натянутый,
чувствуя остро и радость и горе времени.
Нам запрещают звёзды, тем паче — алые.
Наш гордый профиль не будет в граните высечен.
Вот и полазь, как раньше, в задворках памяти,
там где влюблённые пары и старики с мигренями.
И, осознав, что жизнь никого не балует,
пишешь о том же, только уже в двухтысячных.
* * *
А ты рисуй плакаты,
пейзажи горьким чаем,
рассветы и закаты
приветливо встречая.
А ты пиши сатиру
и правь в ней опечатки.
Давай, меняй квартиры,
как новые перчатки.
Расплавь, как бронзу в домне
податливое слово,
сочувствуя бездомным,
и сиротам, и вдовам.
Почёсывай затылок
и не волнуйся всуе
последней мыслью с тыла:
«Война? Пускай воюют».
«Хорошая» погода
(«хорошая» — в кавычках).
Война уже два года,
война уже в привычке.
Снимаем урожаи:
снаряды прямо с грядки.
А нам всё угрожают,
что будет всё в порядке.
А ты кивай послушно
с упрямо-умным видом.
Почувствуй себя нужной
ворам и инвалидам.
Твой путь давно накатан
на годы, не недели.
Давай, рисуй плакаты.
Хотя бы что-то делай.
* * *
****
Барабанное соло ложек.
Деловитый семейный ужин,
где в тарелку кладут, не «ложат»,
где хоть кто-то кому-то нужен,
отбивается в ритме джаза,
где копирует тень изгибы
хриплой, хрупкой хрустальной вазы,
обрекая меня на гибель,
где ножи не тупее лезвий,
по которым бери и топай,
обещая остаться трезвой
и не строить себе утопий.
Постарайся чуть-чуть быть мягче
и пластичней, как хлебный мякиш.
В горле — ком по размеру с мячик.
Что имеешь — на чёрный прячешь.
И не надо молиться — Отче,
даждь нам днесь этот хлеб насущный.
Сколько правдой других ни потчуй,
это станет им мукой сущей.
Со всезнающим видом горца
ты привыкла к шумихе воен
и размер ежедневных порций
стал как минимум меньше вдвое.
Вот приходит вдруг горе, счастье,
ярко-красное, голубое.
Без приветствий и без причастий
его садишь за стол с собою.
* * *
Здесь стыдно хвастаться
Богатством лексики.
Здесь стыдно завтракать
Дешёвым кексиком.
Здесь грустным клоунам
Кричат «Брависсимо!»,
Здесь поголовно мы
От всех зависимы.
Здесь все всё видели,
От горя пьяные,
Здесь все правители
Непостоянные.
Те кто уехали –
Пропали без вести.
Не хватит смеха ли,
Задора, резвости
Отсюда вылететь.
Мирок наш бешеный –
Ну прямо вылитый
Наш рай обещанный.
Кому не нравится –
Смиритесь, граждане!
Здесь умирают со
Своими враждами.
А мы, наивные,
К их страху вящему,
Поём под ливнями
Про настоящее.
Про неурядицы –
Слова все лживые.
Давай не прятаться,
Покуда живы мы!
* * *
Брюки и куртки оттенка "хаки" —
это последняя мода рая.
Все покидают родную хату,
хату, которая вечно скраю.
Кто-то от страха уронит челюсть,
кто-то воскликнет, что всё пропало,
кто-то идёт по листве опалой.
Слышишь её беззаботный шелест?
Так что и ты не травмируй души
неподчиненьем всеобщей моде.
Ангелы голосом слаще мёда
песни о мире поют грядущем.
В руки прохожим суют буклеты,
где говорится весьма резонно,
что независимо от сезона,
зиму нам надо менять на лето.
Всюду сверкают глаза и кольца.
Все, кто устали от жизни мирной,
стали в шеренгу по стойке «смирно».
Ты записался ведь в добровольцы?
Будешь бороться со злом вселенским,
сеять добро везде, свет и разум,
там где и мамы и дочки разом
горько расплакались — так по-женски.
Поднатореешь в походном быте,
вырастешь быстро из новобранцев...
Скоро ты станешь героем глянца.
В моду войдёшь, чтобы сразу выйти.
* * *
Мир сложен, как кубик Рубика,
Как цель – дотянуть до ужина.
Мир грубо со мною. Грубенько!
И, кажется, незаслуженно.
Любимые бьют издёвками
За лозунг «прощай, оружие!»,
И город забит кладовками,
Где красная кровь на кружеве.
Снегами, дождями, градами
Хлещется, бьётся, дразнится,
Смущает меня преградами.
А мне-то какая разница?
Опора моя – надёжная:
Линолеум гладкий комнаты.
С утра в голове галдёж, но я
Вас помню – а вы не помните.
Не радуют даже новости.
Страшнее всё с каждым выпуском.
«Отсутствие чистой совести» –
Пестреет в больничной выписке.
Тягучая, злая правда, как
Паста зубная в тюбике.
Вот только закончу с завтраком –
И мир соберу по кубикам.
2.
Ну что ты, как мальчик маленький?
За родину с тёмным будущим
Ты молишься сердцем любящим,
Погромче включив динамики.
Ведь песенки здесь застольные
Сменяют заупокойными.
Высокими все, спокойными
Любуются колокольнями.
И библии чтут с коранами,
И молятся люди «Господи!»
Весь мир превратился в госпиталь,
Где только подвозят раненых.
Заполнен неровным почерком
Рецепт на бинты с лекарствами.
Где старцы в пещерах карстовых?!
Здесь вместо имён – лишь прочерки.
А умирать не хочется.
Да хоть волоките волоком!
Смеётся небесный колокол,
Смеётся, не нахохочется!
Ты только смотри, как много их –
По вере, любви стенающих.
Надежда жива – она ещё
Станцует, хоть и безногая,
На празднике человечности,
В руинах и на пожарищах.
Всё это случится, жаль ещё,
Сказали нам ждать полвечности,
Чтобы опять по-прежнему,
И взрывы снарядов с грохотом
Заменятся взрывом хохота –
Ребячьего, безмятежного.
* * *
"И мозг головной вырезал на коре:
Hадежда плюс Вера плюс Саша плюс Люба"
Александр Башлачёв
Тихо, как будто мышка,
Люба подкралась сзади.
Дышит курносым носом,
Кажется очень хрупкой.
Сердце - не просто мышца,
Сотни ударов за день
Беспрекословно сносит.
Так говорила Любка.
Вере темно и страшно.
Смотрит на мир сквозь щёлку.
Стоит толкнуть немного,
Чтобы открылась дверка.
«Вот вам кураж вчерашний,
Не убивайте только!»
Людям бросаясь в ноги
Слёзно просила Верка.
Что до вселенской стройки,
Там безнадёжно дело.
Надя растворы месит –
Дыры в кирпичной кладке.
Мальчик в больничной койке
Знает, что жить – неделю.
Спросит: «А можно месяц?»
«Можно!» – ответит Надька.
Щупай рукой упруго
Долгий-предолгий ящик:
Нет ли письма в конверте?
Поздно. Уже светает.
Пишут тебе подруги:
Верка – вперёд потащит,
Надька – сильнее смерти,
Любка – вообще святая.
* * *
Спят усталые маршрутки,
Люди спят.
На обратную прокрутку
Время вспять.
Засыпают крепко сосны.
Хорошо…
Сумасшедший, високосный
Год прошёл.
И звезда уже не светит
На Кремле.
Спят давно уже поэты
Там, в земле.
Спят засохшие герани
Там, в земле.
Просыпаться завтра рано.
Да, и мне.
Время крутит, крутит спицы
В колесе.
Почему же мне не спится,
Как и всем?
Кто живёт в извечном мае –
Тот спасён.
И ничто их не сломает
Крепкий сон.
* * *
Талантище, Богом даденный,
Какие твои грехи?
Ты йодом замажешь ссадины –
И будешь писать стихи.
Когда в тишине и темени
Четвёртые петухи
Поют, как клюют по темени –
Ты будешь писать стихи.
В трезвом уме и здравии,
Больной со своим «апчхи»,
Плевав на людские правила,
Ты будешь писать стихи.
В то время, как где-то в Азии
Разгул четырёх стихий,
Давая разгул фантазии,
Ты будешь писать стихи.
Когда поуходят близкие,
Застенчивы и тихи,
Прощаясь с тобой записками,
Ты будешь писать стихи.
Когда от любимой мебели
Останется горсть трухи,
Про всё, чего так и не было,
Ты будешь писать стихи.
* * *
Сказал, что ты рыба — давай, плыви,
никак не акула, а так, треска.
Во взгляде — ни радости, ни любви,
застыла белёсая там тоска.
Представился птицей — давай лети
прямо до солнца аля Икар!
Но в небеса вместо трели ты
из клюва выпустишь только «карррр»
Назвался растением — так расти
таким же полезным, как девясил.
Тянешься листьями, как «прости»
за отсутствие воли, не то что сил.
Прикинулся золотом — так блести,
слова добывая из тонн песка.
А найдёшь и протянешь кому в горсти -
покрутит лишь пальцами у виска.
Обречённый на соло, не на дуэт,
после каждого шага потри ушиб.
Если представился как поэт —
то вот тебе ручка, давай, пиши!
* * *