Такси

Такси

– Иван, Иван, просыпайся, – тяжело наклонилась над постелью мужа Андре-евна, – я те кашу приготовила, вставай, – дотронулась она до иссохшей руки мужа.

Иван никак не отреагировал на прикосновение жены. Он был мертв.

– Господи! – в страхе прикрыла беззубый рот полной ладонью Андреевна. – Иван, ты это что, умер? Не пугай меня так, Ваня.

Муж молчал.

Андреевна грузно опустилась на стул рядом с кроватью и мелко затрясла плечами. Глаза ее покраснели, и на дряблом бледном лице появились слезы.

– Что ж ты наделал, Иван! – растерянно заморгала Андреевна. – Что ж ты наделал!

Кончина Ивана не была уж такой неожиданностью для Андреевны. Муж давно и безнадежно болел, лежал в последнее время совсем беспомощный. Ни встать, ни сесть, лишнее слово и то с болью давалось. Но смерть такая штука, как ее не жди, как не готовься, а придет – не спросит, когда лучше.

– Как хоронить-то теперь тебя, Иван? – всхлипнула женщина, поправляя редкие седые волосы мужа.

Горестно покачав головой, Андреевна, кряхтя, поднялась со стула, вышла в прихожую, накинула на плечи телогрейку и, опираясь на палку, с оханьем, спусти-лась с крыльца.

– Ольга, – открыв дверь соседского дома, надрывно позвала она, – Ольга, поди сюда.

– Случилось что? – вышла к ней на зов такая же грузная старуха.

– Иван помер.

– Ань, да ты что! – ахнула подруга. – Когда?

– Не знаю, может, ночью, может, сейчас под утро. Подошла его завтраком покормить, а он не дышит.

– Горе-то какое, – запричитала Тимофеевна, – ой, горе, горе! Да ты сядь, Ань, – подвинула она Андреевне табуретку, – сядь.

– Чего делать-то, Оль? – заплакала Андреевна. – В голову ничего не идет.

– Ань, ты посиди тут-ка, – засуетилась Тимофеевна, – я счас оденусь да об-бегу кой-кого. Ты успокойся. Счас я, – и вышла из кухни. – Я к Макаровне, к Ната-лье, – донеслось из глубины дома. – Надо в больницу, в собес сообщить, докумен-ты там оформить, справку о кончине, чтоб деньги на похороны. В сельсовет надо, к председателю. Ты не думай сама, мы все сделаем: и обмоем, и оденем, и дом при-берем.

– Спасибо, Оль, – жалобно улыбнулась Андреевна.

– Да ты чего, спасибо, – отмахнулась уже одевшаяся Тимофеевна, – ты чего, благодарить? Такое дело благодарности не надобно. С каждым может, я ж пони-маю. Мой когда помер, помнишь, что я могла? Так же было. Села и не встать, ноги на полдня отнялись. Ты ж и помогала тогда.

Андреевна, соглашаясь, обессилено покачивала головой.

– Ты побудь пока у меня, я мигом, – направилась к двери подружка.

– Не, пойду я, как он там один? – попыталась встать Андреевна, но ноги не держали.

– Сиди уж, счас Наталью пришлю, две минуты, – засуетилась Тимофеевна и вдруг хлопнула себя по лбу. – Вот дура неумная, тебе ж успокоиться надо, а я квохчу, квохчу чегой-то.

Она достала из буфета пузырек, накапала из него в стакан и добавила воды. По кухне разошелся запах валерьяны.

– Выпей вот.

– Спасибо.

– А теперь давай-ка на диван пересядь, а я побегу.

В сутки выправили все документы на Ивана, а вот с деньгами загвоздка слу-чилась.

– Нет денег, – заявили Андреевне в собесе.

– А что же мне? – опешила Андреевна

– Ну, не знаем, – безразлично пожали плечами расфуфыренные молодки, – с книжки снимайте.

– Да нет у меня книжки,  еще в начале девяностых все деньги на ней погоре-ли, – совсем растерялась Андреевна.

– Ну, тогда к родственникам, – отвернулись от нее девицы.

– И родственников нет, – еле слышно вымолвила вдова. – Далеко они, не приехать.

– Извините, ничем помочь не можем. Деньги будут, возможно, только неде-ли через две, раньше никак.

– Я не могу столько ждать, мне завтра хоронить уже надо.

– А и не ждите, народ попросите, не нам вас учить. Вы извините, мамаша, но у нас очередь стоит, – указали собесовки на дверь.

В деревне Тимофеевна встретила подругу вопросом:

– Ну что, всё оформили?

– Справки все, а денег не дали, – удрученно ответила Андреевна.

– Как так?

– Говорят нету, через две недели только.

– Да что ж такое-то? – возмущенно всплеснула руками Тимофеевна. – А как хоронить, гроб как, поминки?

– Не знаю, – из глаз вдовы побежали слезы.

– «Такси», видать, придется заказывать, – хмуро вклинился в разговор кто-то из мужиков, пришедших проститься с Иваном.

– Ой, боженька ж ты мой! – схватившись за грудь, закричала Андреевна и обессилено упала на колени.

Вокруг раздались чертыханья мужиков и слезные бабьи причитания. Андре-евну подняли с пола и уложили на диван.

– А что еще остается, коль денег не дали! В деревне тоже ни у кого нет, – вновь прозвучал тот же голос.

– Сволочи, довели до ручки, – полилось со всех сторон людское возмуще-ние, – похоронить по-человечески и то невозможно. В войну так не было, уж на что бедно и голодно, но чтоб хоронить, «такси» брать…

– Вот так оно, жил человек, всю жизнь вкалывал до седьмого пота, а ему за всё про всё «такси» до погоста, а потом в мешок и как собаку какую…

На следующий день Ивана из дома выносили в аккуратном гробу, оббитом красной материей. До кладбища народ дошел пешком, благо погост за деревней в ста метрах. У могилы мужики сгрузили домовину с плеч и отошли в сторону, дав место для прощания с Иваном старикам и старухам.

Минут десять угрюмо прощались под тихие женские всхлипывания.

– Вот, пора, пожалуй, – тяжело вздохнул один из могильщиков.

И тут началось. Бабы заорали в голос, отступая от гроба и отворачиваясь в сторону, мужики, стыдливо пряча глаза, пытались их успокоить. Над кладбищем нарастал дикий полубезумный вой.

Оттащив полуобморочную Андреевну от мужа, могильщики передали ее старухам и принялись за свое страшное дело. Они достали Ивана из домовины и осторожно переложили его в черный плотный полиэтиленовый пакет. Двое из му-жиков спрыгнули в яму и, приняв покойника на руки, бережно уложили его на дно могилы.

– Пусть земля тебе, дядя Ваня, будет пухом, – отставив в сторону от свежей насыпи лопату, один из могильщиков крикнул людям: – Идите, прощайтесь, кон-чено уже!

Вой над кладбищем постепенно стих. Могильщики молча взвалили на плечи пустой гроб и тихо поспешили с погоста.

– Отъехало «такси», – угрюмо провожали глазами удаляющуюся домовину люди.

– Кому следующему «повезет» в нем прокатиться?

– Не дай бог…