Сильная любовь

Сильная любовь

Куприян все-таки дожил до пенсии. Дожить-то дожил, но не пережил. В тот же день напился с друзьями на радостях, что закончились трудовые мучения, до дома кое-как доволокся, на второй этаж почти поднялся, да на предпоследней  ступеньке споткнулся и кубарем скатился вниз. Там и остался лежать до утра. Утром соседка с первого этажа скотину собралась убирать, вышла в коридор и наткнулась на Куприя-на, лежащего почти у самой её двери.

– Купрей, чего развалился у самого порога, ни пройти ни проехать, – слегка пнула сапогом соседа Антонина. – С утра уже нализался, как свинья.

В ответ Куприян только что-то невнятно прохрипел.

– Что, что? – не расслышав, нагнулась над ним соседка и тут же резко отпряну-ла назад, разглядев синюшное лицо с запекшейся на лбу кровью. – Да ты чего, Ку-прей, ты чего? – испуганно прошептала Антонина, пятясь от скрюченного на полу соседа. – Плохо тебе, чего ли?

Наткнувшись спиной на собственную дверь, Антонина резко развернулась, рыв-ком отворила её и прокричала вглубь квартиры:

– Федула, вставай, подь сюды твоему дружку Купрею совсем курдык, синий весь у нашего порога ляжит и еле дышит, кровью по всей башке присох!

– Ох-ма, чё орать-то, я чё, врач, чё ли? – раздался недовольный голос.

– Врач не врач, а поди посмотри чего с им, я боюсь, – отодвинулась от двери Ан-тонина, давая возможность мужу подойти к скрюченному соседу.

– Купрей, дружбан, ты чего? – склонился над бедолагой Федор.

– М-м-м, – промычал что-то в ответ Куприян.

– Купрей, не понял, плохо тебе? Повтори, – осторожно тронул за плечо друга Федор.

– А то не видишь, что плохо! – прикрикнула на супруга Антонина, придя в себя от потрясения.

– Да, заткнись ты, – цыкнул на жену Федор. – Без тебя раберемся. Пойди, под-нимися лучше к Любке, скажи ей, что с мужиком ейным плохо, пусть спустится.

Боязливо обойдя соседа стороной, Антонина стала подниматься на второй этаж.

– Купрей, давай я тебя подниму, – попробовал оторвать друга от пола Федор, схватив его подмышки.

– Хр-р-р, – захрипел Куприян, вытаращив глаза. И тут же из уголка его рта по-текла кровь.

– Вот, чёрт, – испугался Федор и уложил Куприяна обратно на пол. – Чего это с тобой?

– Хр-р-р.

На втором этаже громко хлопнула дверь, и раздался визгливый голос Любки:

– Ну и где этот алкаш?

– Я ж говорила, внизу лежит, синий весь, – ответила Антонина.

– Синий? Потому что законченный алкан, – грузно спустилась вниз Любка и сходу с силой пнула лежащего мужа. – Вставай, падло, хватит народ баламутить!

– Хр-р-р.

– Ты, чё, дура, ему ж плохо. Глянь, кровь горлом идет, – оттолкнул Куприянову жену Федор.

– Плохо ему! – скривила рябое лицо Любка. – Пить без меня не надо было, тогда б и плохо не было, а так боженька наказывает. Не фиг супругу законную динамить.

– Ну, эт, вы отношенки-то свои потом завыясняете, – отодвинул Любку рукой подальше от мужа Федор. – А сейчас врачей вызывать надоть и за фельдшерицей сбе-гать. Давайте-ка, бабоньки, мухой, одна нога там, другая здесь, а я пока с Купреем побуду.

Через минут двадцать подошла фельдшер, посмотрела на Куприяна, достала мо-бильник и вызвала «скорую». Приехавшая «скорая» увезла мужика в больницу, где он и умер на следующий день.

Узнав о смерти мужа, Любка тут же отправилась в сельскую администрацию.

– Кать, горе у меня нынче, – притворно захныкала Куприяниха, войдя в кабинет главы поселения, – Купрей помер.

– Слышала, – отложила в сторону деловые бумаги Екатерина Матвеевна и со-чувственно посмотрела на Любку, растиравшую кончиком черного платка сухие гла-за, – соболезную. Что делать собираешься?

– А что делать, хоронить. Вот за деньгами к тебе пришла, поминки надо устраи-вать, туды-сюды, расходы одне. Я уж посчитала – только водки ящика три-четыре на-добно, а закуски так и того больше. А еще гроб, могилку копать, да мало ли… Так что тысяч десять давай, не меньше.

Сочувственное выражение на худом лице Екатерины Матвеевны сменилось удивлением.

– Ты, Любка, что-то путаешь. У нас тут не собес и не благотворительная органи-зация. Помочь поможем, транспорт там - Куприяна из морга привезти, да на похоро-ны, ну, венок  от поселка, а на водку и на прочее сама изыскивай, у меня на это день-ги не заложены.

– Да ты чё, Кать, как не заложены? – покрылась красными пятнами Любка. – А где ж я возьму, у меня отродясь таких денег не бывало. Кать, ты чё?

– Кто ж виноват, копить надо было, а не пьянствовать всю жизнь, – строго обор-вала Любкин визг Екатерина Матвеевна. – Работать надо было, а ты только и знала, что гулять и веселиться. Поезжай в собес, оформи бумаги о смерти на Куприяна, они тебе выделят тысячу-другую, на гроб хватит.

– Да на какой гроб?! – наливаясь злобой, заорала Любка. –  Мне на поминки де-нег нет, а ты про гроб!

– Ну, про поминки с водкой ты забудь, киселя с кутьей людям подашь, – стукну-ла по столу кулаком  Екатерина Матвеевна.

– Да ты чё, дура?! – визгливо завопила вдова. – Ты чё, издеваешься? Какой ки-сель, какая кутья, чё обо мне народ подумает?

– Ну, вот что, голубушка, – нахмурившись, поднялась из-за стола глава сельсо-вета, – иди-ка ты отсюда, пока я не передумала с транспортом. И мой тебе добрый со-вет – поезжай в район, в собес, пока рабочий день не кончился. А людям про тебя ду-мать нечего, они о тебе и так всё знают.

– И на что я поеду? – сбавив тон, захныкала Любка. – У меня ни рубля нет.

– Что, вообще нет?

– Откуда, я ж не работаю, а этот даже пенсию первую не получил.

Екатерина Матвеевна укоризненно покачала головой, достала из своей сумочки кошелек и протянула Любке триста рублей.

– На. На дорогу туда и обратно, хватит вполне.

– Ой, Катюш, спасибочки, – тут же просияла заискивающей улыбкой Любка. – Ты настоящая баба. Душевная. Всегда буду за тебя голосовать.

– Иди, иди уже, – отмахнулась от неё Екатерина Матвеевна.

Вечером из Куприяновой квартиры раздавались пьяные голоса.

– Почему так несправедливо на свете, а? Я тебя спрашиваю! – стучала кулаком по столу Любка, обращаясь к уже совсем охмелевшей соседке Антонине и её мужу Фёдору. – Вот подох мой и меня одну оставил. Это что, правильно? Не прощу ему!

– Да-к надо было и тебя с собою Купрею забрать? – пьяненько оскалился Фёдор, расстегивая ворот полинявшей рубахи.

– Ты чё, придурок? – вылупилась на него вдова. – Я про то, на что жить мне до пенсии еще три года.

– Да-к делай чегой-то нибудь, – Фёдор разлил по стаканам остатки самогона.

– Чего делай, чего делай? Больная вся, ноги не ходят, руки не шевелятся. Вот выпью, так ещё ничего, а как трезвая, хоть вой.

– Ну, может, пенсию по потере кормильца запишут, ты к Катьке-то сходи завтра, узнай, не откладывай, – хитро сощурил глаза сосед и опрокинул в себя содержимое стакана.

– А что, есть такая? – оживилась Любка.

– А то! – важно подтвердил Фёдор. – Хоронить Купрея когда будешь?

– Вот завтра у Катьки пенсию за кормильца получу, тогда и буду.

– Ну, ладно, бувай, что ли, как нужен буду – позовешь, – Фёдор поднял свою жену с табуретки и, шатаясь, повел её к двери.

С утра Любка нетерпеливо топталась у сельсовета.

– Ну, оформила бумаги, деньги получила? Когда за Куприяном машину посы-лать? – подошла к двери Екатерина Матвеевна.

– Ты, Кать, мне зубы не заговаривай, ты мне пенсию на потерю кормильца вы-пиши, тогда и поедем.

– Подожди-подожди, – опешила Екатерина Матвеевна, – что-то я не пойму, ка-кую пенсию, какого кормильца? Ты вчера в районе была, в собес ходила?

– На кой мне твой собес? – завизжала вдова. – Что мне там сдалось? Из-за тыся-чи унижаться? Не ездила я туда и не поеду. Да ты мне на мозги не капай, а лучше пенсию выписывай на Купрея, на мою поддержку.

– Как денег нет? – ахнула Екатерина Матвеевна. – Я ж тебе дала вчера триста рублей.

– Фу ты, ну ты, триста рублей, – сплюнула на землю Любка, – тоже мне деньги! 

– Постой-постой, так ты их пропила?! – дошло до Екатерины Матвеевны.

– Не пропила, а помянула Купрея с соседями. А что, нельзя? – нагло подбочени-лась Любка. – Или копеек своих пожалела? Подачкой откупиться решила?

– Пожалела, вот теперь точно пожалела. Ну да ладно – впредь наука.

– Так как насчет пенсии?

– Совсем у тебя от сивухи мозги брякнулись, – укоризненно покачала головой Екатерина Матвеевна. – Ты что, дитё несовершеннолетнее? Это им такие пенсии на-значаются, да и то не мной.

– А кем? 

– Да какая разница кем, тебе все равно не светит. Ты лучше скажи, когда за му-жем поедешь? Уже второй день пошел, а хоронят по обычаю  на третий.

– А вот сама и хорони по обычаю, – с ненавистью взвизгнула Любка. – А у меня денег нет.

– Да ты что, Любка? – аж всплеснула руками Екатерина Матвеевна. – Побойся Бога, он же муж твой. Ты с ним сколько прожила? Лет тридцать-тридцать пять?

– А сколько б ни прожила, не твоего ума дело. Хоронить не буду, пусть государ-ство хоронит. Вот! – удивилась своей неожиданной мысли Любка.

– Как же так? – возмутилась Екатерина Матвеевна. – Он же тебя всю жизнь по-ил-кормил, сына родили. Что Серёга скажет, когда из тюрьмы вернётся? Спросит, где батькина могила, а ты ему что?

– А ничего, на кой ему такой батька. Серёга его никогда не любил, он ему всегда до лампочки был.

– Тьфу на тебя! – в сердцах сплюнула в сторону Любки Екатерина Матвеевна. – Последний раз спрашиваю, в район поедешь?

– Денег дай.

– Нет.

– Ну, тогда сама и хорони, – отвернулась от Екатерины Матвеевны Любка.

Все последующие дни Любка слонялась по деревне пьяная и жаловалась людям:

– Что за жизнь, разве это жизнь? Похоронить мужика не дают по-человечески, что он, и на пенсию хоть одну не заработал?

– Ты б не пила, а бумаги в собесе оформила бы да и похоронила, – осуждающе неслось ей в след.

– Какие похороны без поминок? – сетовала Любка, не замечая неприязни окру-жающих.

– А тебе только б напиться. Жалко ведь Купрея, хороший мужик был, а похоро-нят как собаку, под номером, – жалели Куприяна на деревне.

– А мне что, не жалко, мне не жалко?- пускала слезу Любка.- Мне больше ваше-го жалко, как я без могилки… И помянуть некуда придтить будет, и помру – лежать мне не рядом.

– Так езжай, забери Куприяна.

– Пусть Катька хоронит, у меня денег нет, – злобно огрызалась в ответ Любка и уходила прочь.

Через три недели невостребованное тело Куприяна закопали на краю районного кладбища и воткнули в холмик металлическую табличку с прописанной на ней белой краской фамилией и годами жизни. А ещё через неделю непросыхавшая от пьянства Любка споткнулась на предпоследней ступеньке своего дома и кубарем скатилась вниз, свернув себе шею.

Утром Антонина в коридоре наткнулась на разбитое тело соседки и дико закри-чала от ужаса.

-Купрей за собою забрал, сердечную, – сделал вывод нахмурившийся Фёдор, не обнаружив пульса у Любки. – Любил, видать, сильно.